Газета День Литературы # 117 (2006 5)
Шрифт:
На смену тонкой, щемящей ностальгии — чистой лирике, которая наиболее полно была воплощена, может быть, в сиротской судьбе Николая Рубцова, и барабанной дроби так называемой громкой поэзии, пришло мощное и зрелое — эпическое — чувство истории, согретое теплом личной причастности к судьбам своей земли, которое оформлено в строгую, ясную, глубокую и чистую мысль.
Уже Евгений Курдаков нашел ту Древнюю Русь, которая не знала государства, но хорошо слышала Бога. Но все его силы (вся жизнь!) ушли на поиск Веры, которая укрепит Душу, на преодоление рубцовского сиротства.
У Курдакова трагедия, в итоге, преодолевалась живой жизнью. Природа противостояла обществу, естественные законы бытия служили защитой от социально-бытовой безысходности.
У Михайлова, говоря словами Л.Толстого, — "Вера есть сила жизни". Он в себе самом нашел ту духовную крепость, которая, не уводя от жизни среди людей, тем не менее, позволяет оставаться самим собой.
20 век оказывается преодоленным, пережитым и даже изжитым — изнутри.
Остается только сказать еще об одной традиции, без которой русский поэт, как выразитель эпохи, — не полон. Редакторский крест Пушкина, Некрасова и Твардовского: трех национальных гениев — был свидетельством осознания своей исторической миссии, ориентированной, прежде всего, не на личностное самовыражение, а на ощущение себя частью великого общего — народа, своей земли, Родины. Это путь к воплощению своему историческому, к с-частью.
Журнал "Простор" под руководством Валерия Михайлова, вне всякого сомнения, одно из лучших современных изданий, выходящих на русском языке.
Наше время — это снова эпоха личности, принявшей на себя бремя истории, без упований на дискредитированный 20 веком коллектив.
Мир Михайлова по-отцовски эпичен и по-матерински полон Любви: Мать — это свет и вечность (Бог и небеса). И этот мир возможен только как большая семья, иначе — отчуждение и "все дозволено".
А неизбежные сомнения и даже нередкое отчаяние — все равно бессильны перед чистой душой. Я всегда помню излюбленную материнскую пословицу: "Живи детским сердцем — свят будешь". Думаю, эта заповедь близка Михайлову, безусловно, приемлющему мир, где есть место святой детской душе, как в его прекрасном стихотворении "Детский нимб":
Митюшке Комову
Он вернулся после баньки и топочет по избушке,
По кержацкой, по листвяной, по избушке родовой —
И впервые я увидел: у Митюшки на макушке,
На головушке на чистой — нимб сияет как живой.
Перевидел я на свете много стран и много люда,
Но наверно был я раньше все-таки чуть-чуть слепой,
Коль ни разу не заметил на земле такого чуда,
Как
Ясной радостию рдея, протянул тут мне Митюшка
Свою лучшую игрушку — выдувалку пузырей.
И я дунул наудачу — и над нимбом, над макушкой
Дивной радугой взлетела стая круглых снегирей.
Понимаю я, конечно: свет от лампы очень ярок,
Вот и заиграли блики, как вживую, как во сне…
А быть может, это все же тихий ангела подарок
Той святой душе Митюшки… да, пожалуй, что и мне…
Художественный мир поэта, наполненный животворной силой полнокровного русского слова, — светел и чист, как вздох.
И своеобразным эпиграфом судьбы и творчества Валерия Михайлова способны стать строки из стихотворения Юрия Кузнецова "Молитва":
На голом острове растет чертополох,
Когда-то старцы жили там, остался вздох.
Как прежде молится сей вздох сквозь дождь и снег:
— Ты в небесех — мы во гресех — помилуй всех.
Николай Переяслов, Марина Переяслова ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЙ ШКВАЛ ЛЮБВИ. (Размышления над новой книгой стихов Валентина Устинова "Метельный храм")
Поэтический мир Валентина Устинова иногда сопоставляют с тем, который творил в своих стихах и поэмах ушедший недавно от нас Юрий Кузнецов, находя в творчестве двух этих крупных поэтов современности такие общие черты, как стремление к собственному мифотворчеству и попытки создания некоей индивидуальной теологической системы, населённой богами, божествами и духами различных стихий, собранными из религиозных культов множества времён и народов и сведёнными в одну, так сказать, надконфессиональную христианско-языческую иерархию.
И в этом, действительно, имеется определённая доля правды, ибо методология использования персонажей и мотивов мировой мифологии, народного фольклора и образов классической литературы в качестве сырья для сотворения своей собственной поэтики и вправду присуща и тому, и другому автору, хотя мифологическое пространство Валентина Устинова носит гораздо более выраженный славянский характер и, в отличие от отстранённо-холодных и надмирно-дидактических интонаций Юрия Кузнецова, буквально до краёв наполнено взрывными энергиями любви, ревности и других, овладевающих человеком страстей. Такими приходили к читателю сборники "Ярило", "Окликание звёзд" и практически все предыдущие книги Устинова, и, слава Богу, эти завораживающие энергии не иссякли в поэте и доныне, что стало видно по изданному недавно Московской городской организацией Союза писателей России сборнику его новых стихов "Метельный храм".