Газета День Литературы # 86 (2004 10)

День Литературы Газета

Из-за этого, правда, книга кажется слишком уж лирической для нашего далеко не лирического времени и слишком уж оторванной от проблем наших реальных будней. Но думается, что иногда нам не хватает и такой вот оторванности. Хотя бы для того, чтобы еще контрастнее потом воспринималась наша реальная живая жизнь...

Вера Бурдина. Листва Невы: Сборник стихотворений. — СПб: Журнал "Нева", 2002. — 176 с.

Поэзия нашей северной столицы давно заслуживает о себе отдельного обстоятельного разговора, потому как имеет ряд ярко выраженных интонационных и образных признаков, легко выделяющих ее из общероссийского поэтического хора. Вот и стихи лауреата литературной премии имени Александра Прокофьева "Ладога-2001" Веры Бурдиной с первой же страницы обдают душу характерным для питерцев историзмом, державной строгостью и классическим академизмом письма: "Нева века уносит плавно, / но здесь,

над временем, царит / святая твердь Петра и Павла, / и ангел над Невой парит..." Но если бы особенность петербургской поэзии заключалась единственно в блистательной огранке поэтической формы, то это вызывало бы, скорее, не восхищение, а сожаление и даже раздражение, так как было бы крайне жаль, что такая красота — и НЕ СПАСАЕТ собою мир! Однако в том-то и дело, что стихи поэтов Санкт-Петербурга и, в частности, Веры Бурдиной постоянно прорывают застывшую образность холодной питерской архитектуры, питерской погоды и питерской историчности и, точно обжигающие бореи на перекрестки петербургских улиц, врываются из бездны лет на пересечения с нашими днями, чтобы выдохнуть: "Как горек дым российской славы! / Сегодня, так же, как в былом, / Симоны наши, наши Савлы / не станут Павлом и Петром..." История должна не просто нависать над нами помпезными образами прошлого, но помогать нам своим опытом жить в нашем настоящем. А для этого надо уметь выводить ее из тупиков минувших столетий и поселять рядом с нами. В книге Веры Бурдиной это именно так и происходит.

Марина Струкова. Серебряная пуля: Стихотворения. / Предисловие Сергея Яшина. Послесловие Станислава Куняева. — Москва: "Наш современник", 2003. — 176 с.

Сколько я ни читаю стихи Марины Струковой, никак не могу отделаться от двух почти взаимоисключающих друг друга ощущений. С одной стороны, не могу не признаться в той зависти, которую я испытываю к ее патриотической истовости и к той ее невероятной самоотверженности на ниве борьбы за поруганное и преданное Отечество, из-за которой душа молодой поэтессы стала напоминать собой душу старого солдата, всю жизнь проведшего на полях сражений и уже окончательно забывшего, что такое мир, тишина и любовь. А с другой — я с ужасом думаю о том, что было бы, если бы мы вдруг ВСЕ стали такими, как лирическая героиня ее поэзии?.. "Но каждая песня о вечной войне — / лишь песня о вечной любви",— пишет в одном из своих стихотворений Марина Струкова, не видя, что тем самым она пытается скрестить в едином антагонистическом гибриде символы УНИЧТОЖЕНИЯ и символы ЗАРОЖДЕНИЯ. Отсюда — и те пугающие "рецепты" защиты России, которые она предлагает своему читателю уже с первого стихотворения книги. Глядя на моделируемую ею картину "спасения" Отечества, невольно ловишь себя на той крамольной мысли, что — а чем же такая "защита" будет отличаться от итогов вражеской оккупации? Оцените-ка прогнозируемую поэтессой реальность: "Если завтра война, мы поплачем о милом, / перекрестим дымящийся дол. / ПРОВЕДЕМ БЭТЭЭРЫ ПО ОТЧИМ МОГИЛАМ, / чтоб могилы никто не нашел. / ПОДОЖЖЕМ ЗЛАТОГЛАВЫЙ ИСТЕРЗАННЫЙ ГОРОД, / чтобы городом враг не владел... / ...Наш распахнутый мир будет светел и СТРАШЕН, / ГОЛОС КРОВИ СИЛЬНЕЙ, ЧЕМ ЗАКОН. / ЗАМИНИРУЕМ КАЖДУЮ ПЯДЬ ЭТИХ ПАШЕН, / ДИНАМИТ — ПОД ОКЛАДЫ ИКОН... / ...Впереди — ТОЛЬКО БИТВА И ОГНЕННЫЙ ПЕПЕЛ, / позади — очарованный рай".

Стереть с лица земли в память об этом "очарованном рае" все, что как раз и представляло собой нашу Родину — это, надо признать, акт в высшей степени как героический, так и бессмысленный, ибо бороться надо все-таки ВО ИМЯ СЧАСТЛИВОЙ ЖИЗНИ, а не ради того, ЧТОБ НИЧЕГО НИКОМУ НЕ ДОСТАЛОСЬ. Осмысливая собранные в "Серебряной пуле" стихи Марины Струковой, понимаешь, что для того, чтобы стать "катехизисом" сегодняшнего русского патриотизма, ее поэзии очень сильно не достает так хорошо рифмующегося со словом "битва" слова "молитва". Да, я тоже признаю эффективность такого аргумента как АКМ, но вместе с тем и отчетливо вижу, что невозможно ни жить, ни творить, опираясь исключительно НА ОДНУ ТОЛЬКО ненависть. Даже — если она и адресована самому заклятому врагу твоей Родины...

Сергей Хомутов. Пока душа жива: Стихи. — Ярославль: "Верхняя Волга", 2003. — 144 с.

"Пришло время в Россию, когда человеку нет дела до поэзии",— пишет во вступительном слове к новой книге стихов Сергея Хомутова депутат Государственной Думы РФ Анатолий Грешневиков. — Он в смятении оттого, что не понимает тех событий, которые происходят на родной русской земле. Традиционные ценности попираются. Устои государства и общества расшатываются... Но есть поэты, чья светлая, незамутненная поэзия становится для людей духовной опорой и нравственным ориентиром. Спасительное поэтическое слово принадлежит сильным по характеру людям, подвижникам, ПАТРИОТАМ, таким крупным русским поэтам, как, например, Сергей Хомутов... Он не взирает на бедствия родины глазами холодного наблюдателя — он стремится дать людям "огонь, несущий свет" и предлагает им любить и бороться за Россию до тех пор, "пока душа жива"".

Соглашаясь в целом с той оценкой, которую дает поэзии С. Хомутова А. Грешневиков, хочется

уточнить то, может быть, единственное, но немаловажное как для его художественной, так и для идейной позиции обстоятельство, что ЛЮБОВЬ по Сергею Хомутову — это и есть ОДНА ИЗ НАИВЫСШИХ ФОРМ БОРЬБЫ, и стало быть БОРОТЬСЯ ЗА РОССИЮ — как раз и значит, ЛЮБИТЬ ЕЕ, любить не декларативно, а преданно и самоочистительно, спасая тем самым и Россию, и свою страдающую душу. "Очищайся, душа, очищайся, / Пусть коснутся тебя соловьи, / Возвращайся, душа, возвращайся / На извечные круги свои", — пишет он в открывающем сборник стихотворении, и это ожидание спасительного "прикосновения соловьев" наполняет собой практически всю атмосферу его книги. Да и кто сказал, что в призывании народа к топору будет больше пользы Отечеству, нежели в попытке вернуть людям забытую ими способность понимать и ценить Красоту? "Спасись сам, и рядом с тобой тысячи спасутся", — учит нас батюшка Серафим Саровский, и Сергей Хомутов следует именно этому правилу, хотя выбранный им путь ничуть не более легкий, чем, скажем, та воинственная стезя, по которой следует упоминаемая выше Марина Струкова. "Созвучьем каждым дорожа, / Откроюсь тишине, / А инструмент один — душа, / Один доступен мне",— признается далее поэт, раскрывая своему читателю не что иное как тот МЕТОД, при помощи которого происходит взаимодействие поэта с миром, а также воздействие поэта на мир.

Сергей Хомутов — не трибун, это очевидно для любого, кто прочитает его книгу. Он — "стопроцентный" лирик, опирающийся в своем творчестве на столь дефицитное для нынешней России чувство ЛЮБВИ ко всему родному: "Снова лето под солнышком тает. / Все теплее, светлее, милей... / Зацветает кипрей, расцветает / По раздолию русских полей. // Закипает магической пеной, / Плещет пьяным огнем через край — / По Заволжью, России, Вселенной, / Хоть вдыхай, хоть в охапки сбирай..."

Я думаю, что это не "поэтическая школа", а именно ЛЮБОВЬ подсказывает поэту столь живописные образы, которыми он наделяет даже самых малых из обитающих рядом с ним на планете братьев: "Вбирай благодать этих милых земель, / Чье ветром навеяно имя, / Где точно боярин под шубою — шмель / И бабочка — словно княгиня". Мне кажется, что с зарождения любви к этим самым "боярину" и "княгине" как раз и начинается в душе человека стирание таких разрушительных чувств, как социальная пассивность или социальная ненависть. Потому что и то, и другое несут в себе опасность уничтожения всего живого на земле как класса...

Виктор Розов. Удивление перед жизнью. — М.: "ВАГРИУС", 2000. — 494 с.

Хотя и с некоторым опозданием, но я все-таки добрался до вышедшей три года назад книги воспоминаний Виктора Сергеевича Розова, о которой мне напомнил его недавний 90-летний юбилей. И еще раз убедился в том, насколько естественнее моей душе окунаться в записи о РЕАЛЬНО прожитых кем-то днях, чем вникать в самые изощренные беллетристические сюжеты. Не скрою, я рад таким книгам, как упомянутые выше романы "Красный бубен" или "Путь Кассандры", но последнее время мне все больше и больше хочется встречи не с вымыслом, а с правдой — правдой ФАКТА, правдой ЧУВСТВА, правдой СЛОВА, а их-то в художественных произведениях сегодняшних авторов почти совсем не осталось.

Вот дневники и мемуары и компенсируют этот дефицит, помогая читателю встретиться со временем и его героями напрямую, без посредников. И одним из таких героев как раз и является Виктор Розов — драматург, солдат, неординарно мыслящий и не боящийся эти неординарные мысли высказывать человек и писатель.

Его книга — это не просто автобиография, но свидетельство того, как искусство может дополнять собой жизнь до такой степени, что даже темные стороны эпохи начинают обретать откровенный привкус счастья. Очень символичным показался мне в ней эпизод, в котором автор описывает, как во время одного из спектаклей, который их труппа ставила в каком-то открытом среднеазиатском театрике, на них вдруг обрушилась сильная степная буря: "Фалды занавеса, кулисы, падуги начинают тихо раскачиваться. Сильней, сильней... Свет прожекторов, освещающих сцену, медленно тускнеет и сеется как бы сквозь дымку. И зритель тоже как бы колышется. Это откуда-то — из-за хребтов скалистых гор — сюда, к нам, летит вихрь из пустыни Гоби. Вихрь этот поднимает в воздух песок, сухие травы, коренья, мелкие камни, скорпионов и прочую пакость. Все это висит в воздухе, куда-то несется и по пути рассыпается; в данном случае сыплется на нас. Ветер крепчает. Костюмы трепещут на ветру... А мы искоса поглядываем в зал. Зрители, тесно прижавшись друг к другу, образовав одно мощное ядро, не покидают своих мест. Ветер крепчает. Спектакль идет. Зрители цепко держатся друг за друга... Сражались две стихии: ураган и искусство".

Именно такая ситуация, как мне кажется, повторяет себя и сегодня, только в масштабах уже всей России, где сражаются такие несовместимые стихии, как рынок и искусство. Гудит ураган, сметая на своем пути все накопленные нами за историю нравственные ценности, сыплются на нас сверху скорпионы наживы — но зрители пока еще держатся друг за друга, сохраняя свое защитное ядро. Вот только надолго ли им хватит еще сил — неизвестно...

Николай Переяслов ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ