Газета День Литературы # 87 (2004 11)
Шрифт:
Всем этим милым бизнесом занималось всякое из наличных на тот момент государств — по мере сил, разумеется. Сам по себе успех в подобных мероприятиях еще не делал государство империей.
Ключ здесь в пункте третьем, в словах "продукты страны завоеванной, которые своя страна в силу природных условий не имеет и произвести не может".
Были края, славные своим земледелием, были края, славные своим скотоводством, были края, славные своей металлургией. Если какой-либо из них брал под свою руку остальные, и перекраивал их экономику под себя, волей-неволей в рамках одного государства оказывались принципиально разные ландшафты, которые естественным образом, чисто экономически, отнюдь не тяготели друг к другу и своей волей нипочем
А на этих разных ландшафтах совершенно неизбежно жили люди разных культур. Не просто разных вероисповеданий — хотя, разумеется, разных! — но куда более далекие друг от друга, чем просто люди, верящие в разных богов. Весь образ их жизни был подчинен разным природным ритмам и разным навыкам. Нам сейчас даже трудно себе вообразить, насколько различны были системы ценностей и весь вообще внутренний мир, весь уклад жизни, все стереотипы поведения тогдашних морехода и горняка, оседлого земледельца и скотовода-кочевника.
И потому тогдашние империи (я сознательно игнорирую здесь империи кочевые, ибо они ни в малейшей степени не являются предшественницами империй нового времени), в отличие от тогдашних королевств, не могли оставлять завоеванные края более или менее автономными организационно и культурно; не могли в обмен на дань и лояльность оставлять власть местным племенным вождям и жрецам. Империя — это всегда попытка создать единую организацию, накрывающую принципиально разные природные и культурные регионы. И только наличие этого удивительного, новаторского, столь же плодоносного, сколь и беспощадного свершения — объединения внутри единой государственной границы и единой административно-правовой системы принципиально различных культур дает возможность говорить именно об империи, а не о королевстве, или как там ни зови ее альтернативу: племенной союз, ном, полис...
Единый календарь там, где каких-то полвека назад была дюжина самостоятельных систем летосчисления — это уже империя. Не рабство и не пропасть между богатыми и бедными, не поголовное доносительство и не самодурство власти, не железная поступь легионов и не грохот танковых армад. Всё это не показатель. А вот единый календарь — да.
Европейские колониальные империи нового времени и, в особенности, великие демократические империи — Англия и Франция, обязаны своим возникновением, главным образом, третьему пункту. Не осуществляли они, как частенько делалось в древности, массовых насильственных переселений, не практиковали тотальных обращений в рабство — осуществлялся, в основном, лишь неэквивалентный обмен. Конечно, вкладывать приходилось очень много — уже испанцы строили в Индиях так, что пальчики оближешь, про англичан и французов то же самое можно сказать с удесятеренным пылом. Но выкачивалось всё же больше. В ту пору оказалось выгоднее не торговать (уже потому хотя бы, что торговать с европейцами многие не очень-то хотели), а завоевать и уже потом капитанствовать в экономике завоеванных территорий. К торговле, которая для европейца с некоторых пор стала символом свободы, следовало сначала принудить. Ну, а принудив, только полный дурак стал бы торговать эквивалентно, как свободный со свободным. Неэквивалентно же выгоднее, не так ли? Как вполне логично мог бы сказать после захвата в Индии какого-нибудь Серингапатама и убийства Типу Султана президент Буш, мы должны воспользоваться выгодами того положения, ради которого лучшие юноши нашей страны проливали свою... И так далее.
С Российской империей дело несколько отдельное. Государства ацтеков, инков и майя совсем даже не угрожали испанской короне. Индия и Бирма, Кения и Новая Зеландия не бряцали оружием ввиду британских засек. Вьетнамцы, мадагаскарцы и сахарские туареги не ходили в набеги на Париж, они ни разу не сожгли ни Марселя, ни Бордо... Экспансия России, за вычетом чисто первопроходческой, была в военной своей составляющей направлена главным образом туда, откуда исходили военные угрозы и вызовы. Последней потугой такого рода было вторжение в Афганистан. Экономически он был Союзу не нужен, но оттуда в советские республики Средней Азии шел мусульманский фундаментализм, оттуда шли наркотики, там могли образоваться американские зоны влияния, а то и, свят-свят-свят, базы — ну, и... Как в старом анекдоте: ну, и вот я здесь, граждане судьи.
Особенно это проявилось в советский период. Любая честная попытка охарактеризовать СССР как именно колониальную империю приводит нас к абсурду. Основным смыслом существования колониальной империи является то, что ресурсы колоний, то есть в большей или меньшей степени ограбляемых присоединенных территорий, направляются на качественное увеличение благосостояния метрополии и достижение тех или иных амбициозных общеимперских целей. В СССР с этим было как-то странно. Тут не нужна сложная статистика— достаточно попросту, по-бытовому сравнить уровень жизни прибалтийских или закавказских республик с уровнем жизни в российской или, скажем, белорусской глубинке в позднесоветские времена. Придется признать, что у СССР была одна-единственная колония — триединая славянская сердцевина; именно она беспощадно эксплуатировалась для подкупа окраинных элит, увеличения благосостояния окраин и достижения амбициозных общеимперских целей. И, следовательно, ныне у России, если говорить о ней в колониальном смысле, тоже есть одна-единственная колония — Россия, ограбление которой служит увеличению благосостояния многонациональной российской элиты и мест ее обитания (далеко не всегда внутри России расположенных), а также реализации ее амбициозных целей...
Будем считать, что это — абсурд. В математике такой способ доказательства называется доказательством от противного. Если в результате некоего предположения получаем нелепицу, стало быть, само исходное предположение нелепо. Стало быть, СССР не был колониальной империей (если кто-то хочет упорствовать, ему придется признать, что это РСФСР объективно была колонией Эстонии, а Украина — Грузии), и Россия тем паче ею не является.
Но вот в смысле цивилизационном и тоталитарный Союз, и демократическая Россия, безусловно, империи. В равной степени. Абсолютно безотносительно к своей тоталитарности или демократичности.
К XVIII-XIX векам различные культуры планеты давно уже породили различные цивилизации. Обычно их называют по именам господствующих в том или ином регионе мировых религий: исламская цивилизация, буддийская и т.д... И вот теперь мы можем дать окончательное определение современной империи: это государство, внутри которого сосуществуют различные цивилизации, а цивилизационные разломы проходят не по государственным границам, но членят окантованную такими границами территорию. Королевства отличаются от империй лишь тем, что они моноцивилизационны. Они могут быть даже многонациональны— с некоторой натугой, но могут — однако они обязательно моноцивилизационны.
Этот подход позволяет увидеть определенную систему в некоторых явлениях, которые при всяком ином взгляде кажутся то случайностями, то продуктами злокозненной деятельности неких групп или индивидуумов, то родимыми пятнами проклятого прошлого, которые надо поскорее вытравить.
Например, цивилизационной империи имманентно присуща веротерпимость. Иначе она просто не смогла бы существовать. Конечно, в каждой религии хватает мракобесов и фанатиков, и они зачастую сильно затрудняют жизнь ближним и дальним своим; и порой кажется, что и впрямь лучше бы расселить всех согласно их конфессиям на разные острова без права строить лодки, вот тогда настало бы счастье... Но, поскольку это невозможно, государству волей-неволей приходится брать на себя нелегкую задачу облегчения взаимодействия и взаимодополнительности разных вер, обуздания всех фанатиков (в том числе и фанатиков той веры, которую исповедует элита-победительница) — и провозглашать равенство всех конфессий, свободу, так сказать, вероисповедания при условии ответной терпимости ко всем остальным конфессиям и лояльности к государству, как главному хранителю такой свободы.