Газета День Литературы # 90 (2004 2)
Шрифт:
Итальянец встал и передо мной теперь был не бойкий спекулянт, а робкий, обиженный судьбой человек. Как мне показалось, его глаза вдруг заблестели от влаги, и в любую секунду из них могли выкатиться слезы. Скорбным голосом он сказал:
— Пожалеешь. Последний раз... Бери за 50 долларов. Подарок сыну. Возьми в руки, — он подал мне часы.
Скорбный голос и блестевшие глаза меня сломили. Мои сомнения были задавлены какими-то чарами этого человека. Я поднес часы к уху. Они нежно тикали, словно хотели мне понравиться. Значит, часовой механизм работал нормально.
Он посмотрел внимательно на купюры, поднял на свет, чтобы проверить их, и вручил мне часики, завернув их аккуратно в белую тонкую бумагу.
Я уже хотел проститься с ним, как увидел бегущих с вершины вулкана молодых туристов. Они бежали быстро, будто убегали от опасности. Я сказал итальянцу:
— Смотрите, вулкан, кажется, проснулся.
Итальянец ответил мне не словами, а дерзко веселыми глазами: напрасно стараетесь, я не из пугливых.
Я повернулся и пошел в сторону автобуса. Пассажиры уже возвращались с вершины Везувия. Вабене стоял у дверей автобуса и махал рукой, давая понять, что мы уезжаем. Через пять минут автобус стал спускаться вниз. Навстречу нам шла полицейская машина.
— Это за жуликами,— объяснил нам гид.
Всё ясно, подумал я. Я приобрел "чудесный" сувенир. Клятва помогла... Интересно: неужели для того, чтобы она имела успех, жулику надо было подняться выше, на Везувий...
О человек! Где ключ к твоей натуре? Может ли психология или другая наука когда-нибудь его найти? Может ли религия воспитать тебя, чтобы ты исполнял пусть не десять, а хотя бы пять заповедей? Или мы имеем дело с железной логикой животных инстинктов, которые, как и вся живая материя, требуют: живи во что бы то ни стало? Клятва на Везувии навеяла глубокое уныние. Животный инстинкт заставил человека обмануть Бога. А после этого всё дозволено... После этого... Стой! А от кого все эти инстинкты живой материи? Разве не от Бога? А что, если вся эта клятва на Везувии продиктована Богом? А что, если...
Автобус спустился с горы и мчался уже по дороге в Неаполь. Язык Вабене отдыхал, потому что его хозяин исчерпал весь запас анекдотов. Туристы, наполнившись впечатлениями, отдыхали от них, как после тяжелого сытного обеда. Мое путешествие кончалось.
После Неаполя я вернулся в Нью-Йорк с золотыми воспоминаниями об Италии и с "золотым" приобретением, с сувениром с Везувия. Воспоминания жили со мной еще долго, ибо это было настоящее золото. Приобретение жило, можно сказать, коротко. Не суждено было ему долго сиять на моей руке. Вскоре случилось то, что, как по приказу смилостивившейся ко мне судьбы, должно было случиться. Мои старые часы вдруг стали. Пришлось надеть "золотые". Как они ярко заблестели на моей руке! Словно обрадовались, что ими не гнушаются, что они тоже исполняют свою обязанность.
Возвращаясь перед вечером домой из банка, где я разменял чек на 300 долларов, я спокойно вошел в лифт, чтобы подняться на четвертый этаж. Откуда ни возьмись появился двухметровый негр и, остановив уже закрывавшуюся
Иван Буркин НАВСТРЕЧУ ВРЕМЕНИ
1.
В бокале розовом цветет вино.
Еще один спектакль любви разыгран.
Улыбки девушек опять идут в кино,
И в цирке вновь целуют губы тиграм.
Еще один рассказан анекдот,
Но в нем, как в супе, что-то мало соли.
Еще один прошел мохнатый год
И наступил всем больно на мозоли.
Еще одна заплакала деталь,
И выплыла со дна еще подробность.
Разбилось чье-то сердце, как хрусталь,
И дух взлетел в заоблачную область.
Последняя шумиха улеглась.
Еще раз солнце улыбнулось рикошетом.
В открытую, легко на всех углах
Прохожих ловят хищные газеты.
В них распинаются владельцы ловких рук,
Торговцы мехом или черным смехом
И серия изысканных старух,
Стареющих с деньгами и с успехом.
И эта ночь, как черный черновик
Чего-то черного, идет, гремя, как панцирь,
И, еле сдерживая грозный крик,
Звезда в нас тычет с неба пальцем.
2.
Насытился я потолками,
Дверям свою молодость отдал.
Меня и в перчатки толкали,
И звали к державинским одам.
Как дерево, рос в пятилетки,
Качал, как и все , головою,
Торчал в разных книжках, как в клетках,
И вылетел к рифмам на волю.
Но Пушкин, заметно веселый,
Шутил, улыбался стихами,
И я слушал арфу Эола,
Знакомился с Вакхом в стакане.