Газета "Своими Именами" №21 от 21.05.2013
Шрифт:
С Эдди Рознером беседа была весьма длительной и взаимно интересной. За чаем этот общительный человек поведал много интересного. Не обошли мы и «лагерную» тему. Рознер подтвердил, что «здесь много надуманного, искажённого и вообще неправды», что «болтают об этом те, кто либо там не был, либо хочет прихвастнуть, или вызвать жалость с какой-то целью...» По прибытии в лагерь в первой же беседе ему предложили создать какой-нибудь музыкальный коллектив. Вскоре он создал целый оркестр. Поначалу, рассказал Эдди, он был удивлён, что в лагере оказалось столько профессиональных музыкантов, но ему с улыбкой объяснили,
Эдди подтвердил, что, все осуждённые работали в основном по своим специальностям. И он со своим оркестром побывал в разных местах и, как он сказал не без улыбки, «даже на стройках коммунизма». Я поинтересовался, узнал ли он о своих доносчиках после досрочного выхода на свободу. На это он ответил уже серьёзно: «Доносчики, как правило, оказывались в других местах лишения свободы» и с какой-то грустью добавил: «мне ещё в лагере рассказывали, что такие почему-то не возвращались»... Что ж, всё по-русски: доносчику первый кнут...
Там же, в Челябинске, мне посчастливилось познакомиться с другим выдающимся музыкантом и интеллигентом. Это был Святослав Теофилович Рихтер. Встречу устроил председатель горисполкома Леонид Николаевич Лукашевич, муж моей родной тёти. Разговор проходил в обкомовской столовой, куда Рихтер был приглашён на обед перед отъездом в Москву. Он возвращался из Японии, а дядя попросил его сделать остановку и дать концерт в Челябинске. Рихтер согласился, но при условии, что концерт будет только для музыкальной общественности. Почему? Об этом я узнал во время обеда.
За столом было четверо: Святослав Теофилович, кто-то из обкома, Лукашевич и я. Рихтер посмотрел на меня с некоторым удивлением, но Лукашевич, перехватив его взгляд, представил меня: «Этот майор, Святослав Теофилович, мой племянник, вчера он нарушил условие, я дал ему билет и предупредил, что фотографировать нельзя...». Рихтер наконец-то улыбнулся и посмотрел на меня: «А фотография будет?»
Я, разумеется, напечатал ночью несколько штук и сложил в папиросную коробку «Казбек». Святослав Теофилович взял одну: «Это на память... брать можно и нужно…» Он снова улыбнулся... В той памятной встрече я узнал, что Рихтер дружил с другим прекрасным музыкантом, который изменил Родине и остался в Японии, надеясь, что Рихтер последует его примеру. Рихтер не сделал этого и ответил уже бывшему другу, что Родину не продают. Вот почему Святослав Теофилович выглядел усталым и огорчённым. Ведь тем другом был... М. Ростропович. Позднее Г. Вишневская скажет, что ему разрешили выехать... Вот вам замечательный пример двух великих музыкантов эпохи, двух представителей интеллигенции. С таким совершенно противоположным пониманием служения Родине...
Судьба всегда была благосклонна ко мне. Я встречал и знакомился с людьми, прошедшими в этой жизни самыми трудными дорогами, испытавшими то, что другие знали лишь понаслышке. Я помню самое тяжелое для страны время – войну. Потом бурное восстановление всего загубленного. Это был неимоверно тяжкий труд! Но удивительно, русская культура никогда не замирала, не затихали народные напевы и песни. А что творит сегодняшняя интеллигенция? Осталось одно радио «РСН», на котором ещё звучат, да и то по ночам, родные напевы, уже незнакомые молодёжи. Нам, русским, не нужна чужая культура, молодёжь понятия не имеет о русских танцах, а где любимые всеми наши славные сказки?..
Мама всю войну проработала простым билетёром в ДК им. М. Горького, единственном тогда в Тагиле. Хорошо помню, какая была интеллигенция. Доброжелательная, общительная, совершенно лишённая таких пороков, как жадность, вредность. Из Москвы в Нижний Тагил приезжали артисты. Поскольку мы жили рядом с вокзалом в железнодорожном посёлке, они нередко приходили к отцу с просьбой поставить вагон (тогда самолётами не летали) поближе к ДК, который находился в некотором отдалении, но тоже у путей. И ещё важное обстоятельство: мама была хорошей портнихой, и к ней часто наведывались женщины, в том числе из театра. Так что мне довелось близко видеть и даже разговаривать с такими выдающимися людьми, как Леонид Осипович Утёсов, Клавдия Ивановна Шульженко (мама ей что-то перешивала). Бывал у нас и Михаил Иванович Жаров и многие другие, которых я не знал. Но дело не в этом. Все они заходили ненадолго, решали чисто деловые вопросы.
Никто ничего никогда не предлагал ни маме, ни отцу. Лишь однажды, накануне какого-то праздника незнакомые люди задержались больше обычного, жарили с мамой какую-то крупную рыбину и все поздравляли друг друга. Это вспоминается потому, что нынче между людьми исчезли товарищеские отношения. Люди стали замкнуты, недоверчивы. Испарились простота, общительность и совершенно исчезла доверчивость.
А разве может забыться встреча с Лазарем Моисеевичем Кагановичем? Он ведь тоже был интеллигентом... Говорят, жёстким человеком, а мне запомнился иным. Будучи депутатом Верховного Совета, однажды он прибыл в Тагил. Его вагон поставили почти рядом с железнодорожной баней.
Она и по сей день стоит. После обеда отец прибегает, просит маму собрать ему бельё в баню. Оказалось, Каганович захотел попариться... И вот я с отцом в бане, да ещё и с Кагановичем! Никто никого не выгонял, народу было немного, ведь день рабочий. Правда, всех предупредили, а парикмахера дядю Васю заставили прекратить приём посетителей. Ждём.
Народ молчит. Вскоре появляется Лазарь Моисеевич и никакой охраны... Вагон стоял около бани. Зашёл, поздоровался с мужиками, разделся как все и пошёл в парную. Через минуту зовёт мужиков пару поддать. Отец был заядлый парильщик, поэтому сразу туда же... И я заходил... Так и запомнилось на всю жизнь. Но ещё мне довелось видеть Кагановича спустя много лет...
Я уже был курсантом Омского Краснознамённого военного училища. Однажды нас поднимают среди ночи по тревоге. Форма парадная с оружием. Зачем? Привезли на вокзал, выстроились... Оказалось, прибыл ...Лазарь Моисеевич Каганович! Тут я и баню вспомнил. Каганович уже был репрессирован по указке Никиты и возглавлял, насколько помнится, одну из величайших в Сибири ГРЭС. Однако авторитет у него был тот же. Народ верил прежним руководителям страны, соратникам Сталина, а Никита Сергеевич такого авторитета не имел, хотя для него фильм сделали «Наш Никита Сергеевич». Тогда в парадном строю мне показалось, что, проходя мимо, Лазарь Моисеевич на какое-то мгновение задержал взгляд на мне. Ну конечно же, показалось...
Кто-то подумает: а к чему все эти воспоминания? Да к тому, что они подтверждают негасимую любовь народа к той интеллигенции, к тем людям, которые навсегда остаются в памяти. На которых мы равнялись в то уже далёкое время, советское время, порой трудное, даже очень нелёгкое, но оно осталось в памяти счастливыми страницами жизни.
Так и хочется крикнуть на всю страну: «Где ты, интеллигенция, с кем ты сегодня?»
Г.М. Масленников,
полковник в отставке, член Союза журналистов СССР