Газета "Своими Именами" №25 от 21.06.2011
Шрифт:
Дети не получали достаточного питания для растущего организма. Какие там молочные продукты! Хлеб пекли сами, а грубую муку получали на ручных мельницах собственного производства, если удавалось раздобыть зерна. В оккупации город спасала деревня.
Моя мама в возрасте 27-28 лет испытала тяготы, каких и врагу не пожелаешь, но именно враг вверг нас в них. На её руках были мы с братом (мне 6, брату 3 года на начало войны), отец инвалид, получивший тяжёлое ранение под Ленинградом, которого она к моменту оккупации Острогожска привезла из Вологды, скрывающийся в деревне, старики - за всех она была в ответе. Оккупация, хотя и недолгая, шесть месяцев, была тяжелейшим испытанием для взрослых и детей. Как маме удавалось вертеться, знает один Бог и мы, переживавшие очень
Один раз немцы окружили рынок, основное место нашего пропитания. Ждали машины-душегубки из Харькова, для которых готовили материал – невинных людей. Там была и мама. Их продержали двое суток без воды и еды, но слава советским партизанам и лётчикам – состав с этими страшными машинами-убийцами партизаны на перегоне Харьков – станция Алексеевка пустили под откос, а лётчики разбомбили его в пух и прах. Акция уничтожения жителей Острогожска была сорвана. А каково было нам, детям, которым бабушка и дедушка не могли объяснить – где мама? Вот так и ходили в оккупации наши родители по лезвию бритвы – ведь для оккупантов жизнь аборигенов ничто, тем более для фашистов, для которых все мы были недочеловеки. Мы, дети, не понимали происходящего, но чувствовали, что происходит что-то страшное.
Поэтому когда в наши дни я услышал от одного молодого человека, что машины-душегубки, концлагеря и прочие ужасы – это миф, меня всего затрясло от негодования.
Геноцид славянских народов осуществлялся многими методами, в том числе и голодом. С оккупированных территорий всё вывозилось в Германию. В оккупации от голода вымерли 4,1 миллиона человек. Голод больше всего сказывался на детях. Помню, когда впервые наелись, но это было связано с большим риском.
Напротив нашего дома наискосок через дорогу находилась усадьба МТС, в помещениях которой немцы устроили свои продовольственные склады. Туда не подпускали никого, даже вездесущих пацанов.
Зимой 1943 года, когда группировка немецко-венгерско-румынских войск попала в окружение (Острогожско-Россошанская наступательная операция 13-17 января 1943 года), началось паническое бегство оккупантов из Острогожска. Немцы не оставили склады, а, подорвав их, подожгли. Люди, измученные голодом, бросались в огонь, чтобы достать съестное. Устремилась в огонь и моя мама. Я стоял у самого огня, а она выбрасывала мне куски сала, сыр, макароны и снова бросалась в горящие развалины. Я пытался это богатство отнести домой, но по дороге всё отбирал боров-сосед, который при немцах держал лавочку, был их прислужником. Эта подлость отложилась в памяти на всю жизнь. Уже в 60-е годы прошлого столетия, приезжая в отпуск, я всегда при встрече выражал ему своё презрение. К сожалению, такие, как он, безбедно жили при немцах, не получили по заслугам и после нашей Победы… Изворотливость – их профессия. Почему это так, я понял, прожив большую нелёгкую жизнь. Опыт даёт истинное понимание жизни, но не жизненные блага. Добро и правда побеждают только в сказках, в реальности зачастую наоборот.
Последствия войны с её постоянным недоеданием сказывались и после Победы. Это особенно ощущал детский растущий организм. Поесть вдоволь хлеба было постоянным желанием. Мало кто помнит сегодня голод 1946 года. Мы, 10-12-летние, считали за лакомство лепёшки из жёлудёвой муки. Жёлуди собирали в лесу, дуба достаточно в Воронежской области, и сами мололи их на муку. До сих пор помню лиловый цвет этих лепёшек… Впервые я наелся конфет, и то не шоколадных, в 1950 году, когда уже работал в бригаде грузчиков, возившей товары из Воронежа в Острогожское отделение ТОРГа (торговое государственное предприятие). Мы, дети войны, рано созрели для труда. Учёба для нас была роскошью, но к ней мы стремились, не взирая ни на какую усталость.
Не только голод подстерегал детей военной поры. Масса случайностей могла стать и становилась причиной гибели многих из нас. Один случай из моей детской жизни:
Советские войска окружили Острогожск, но ещё не вошли в город. Немцы находились в городе и пытались вырваться из кольца. Их танки мотались
А сколько детских смертей случилось уже после освобождения города! Изощрённая маскировка мин под детские игрушки это не выдумка чеченских боевиков, а повтор фашистского приема. Просто у мирных людей коротка память на подлости. Подобные «игрушки» оставляли оккупанты, убегая с нашей земли. Многим детям военной поры такие игрушки стоили жизни. По естеству детский ум любопытен. Любой ребёнок стремится познать окружающий мир собственным опытом. Многочисленное оружие и боезапасы, оставшиеся после бегства немцев, привлекали наше внимание. Поковыряешь палочкой в противотанковом патроне, а из него пойдёт дым... кладёшь порох (какого только не было, доставали и из снарядов) на булыжник, бьёшь по нему другим булыжником и - веер искр. Интересно. Рыбу в леваде глушили толовыми шашками… Но все эти познания зачастую кончались увечьями, а то и детскими смертями. Вот такие реалии настоящей войны, а не детской игры «Зарница». Лучше всё-таки игра, чем война!
Читатель моложе, возможно, удивится моим нерадостным детским воспоминаниям и будет прав по-своему. Не испытав ужасов страшной войны и видевший её только в кино, он ищет в ней романтику. В кино мы больше видим героизм наших бойцов, нашу Победу, но за кадром остаются страдания простых людей, мучения детей и стариков, а это и есть настоящие будни войны для всех, о которых общество почему-то считает неэтичным рассказывать, а тем более показывать. А это, на мой взгляд, самая действенная пропаганда против войны. Американцы не испытали ужасов оккупации за всю свою историю, поэтому они так лицемерно и цинично относятся к оккупации других стран своими солдатами. Любые иностранные солдаты, будь то и миротворцы - чужие солдаты и положительных эмоций не вызывают.
Помню, как немецкие солдаты, подманив нас конфеткой, бросали её в нашу стайку 7-8-летних пацанят, а потом хохотали во всю пасть, смотря, как мы боролись за неё. Это очень веселило их, а у нас рождался волчий инстинкт. Благородно ли это? Но оккупант есть оккупант!
Пребывание на оккупированных территориях долго икалось для детей военных лет и после нашей Победы. Пришло время поступать в институты и училища, и мы были вынуждены отвечать на графу анкеты – был или нет на оккупированной территории?
Всё было. И бедная Россия (имею в виду весь Союз) испила полную чашу горести той страшной войны. Но, судя по всему, не извлекла печальных уроков той трагедии. У нас осталась одна великая Победа – это похвально, но тернистый путь к ней почему-то не очень афишируется. Поэтому у нынешнего поколения вырабатывается инстинкт – была Победа, а остальное не так неважно. Очень трудно перебить обух плетью – трудно переубедить тех, кто видит в войне способ наживы. Для них и страдания детей пустой звук. Никогда богатый не услышит бедного – это старая истина. Для богатого слёзы бедного – это деньги. Нынешняя действительность тому подтверждение.