Газета "Своими Именами" №3 от 14.01.2014
Шрифт:
Второй приём – это задание на поиск ошибок. Давая домашнее задание, я предупреждаю учеников, что на странице такой-то есть ошибка. Ошибка может быть в тексте, картах, иллюстрациях и т.п. Для того чтобы справиться с этим заданием, ребятам, желающим получить ещё одну хорошую оценку, приходится привлекать дополнительные материалы. Причём поиск этих материалов, их анализ ученики осуществляют самостоятельно.
Эта своеобразная «игра» пользуется популярностью среди ребят. Использование обоих приёмов приводит к тому, что некоторые ученики начинают сами, по собственной инициативе проверять вызывающие у них сомнение данные учебника. В результате нам удаётся обнаружить ошибки, на которые я сам не
Еще один плюс такой работы над ошибками, на мой взгляд, заключается в том, что ребята понимают – в истории есть много вопросов, на которые трудно дать однозначный ответ. Значит, нужно учиться объяснять свою точку зрения, доказывать её, даже если она полностью совпадает с мнением автора учебника или учителя. Так тренируется умение выявлять причинно-следственные связи, сопоставлять данные, делать самостоятельные выводы.
Но решая первую задачу (патриотическое воспитание), мы сталкиваемся с новой проблемой, которую вызывает вторая задача (подготовка к экзамену). ЕГЭ (ГИА), на мой взгляд, является ещё одним способом формирования чётких оценок прошлого с точки зрения современной политической конъюнктуры. Если устный экзамен позволяет аргументировать свою позицию, доказать правильность, обоснованность своих мыслей, то заочная форма оценивания знаний диктует необходимость написания формулировок, соответствующих мнению авторов КИМа (Министерства образования, господствующей сейчас идеологии).
Что делать? Прямо говорить ученикам: «Ваше мнение может быть любым (не противоречащим фактам), но на экзамене вы должны написать то, что от вас требуется». Другого выхода в сложившейся ситуации я пока не вижу.
В.Л. СЛИНЬКО
ИСТОРИЯ
НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
В директиве Генерального штаба вермахта №050/41 от 31 января 1941 г. в разделе “Взаимодействие с ВВС и ВМФ” задачи германской авиации определены следующим образом:
“Задачи ВВС – по возможности исключить воздействие авиации противника по нашим боевым порядкам и поддержать наступление сухопутных войск на направлениях главных ударов…
На первом этапе операции ВВС должны сосредоточить все усилия на борьбе с авиацией противника и на непосредственной поддержке сухопутных войск. Удары по промышленным центрам могут быть проведены не ранее, чем будут достигнуты оперативные цели, поставленные сухопутным войскам” (Сборник военно-исторических материалов Великой Отечественной войны. Выпуск 18. М., Воениздат, 1960, сс.61-62).
(Здесь и далее выделения в текстах документов сделаны автором).
Поставленная задача предельно понятна – с началом боевых действий люфтваффе уничтожает советскую авиацию и поддерживает наступающие войска. Удары по промышленным объектам начинаются только после разгрома основных сил Красной Армии.
13 февраля 1941 г. в развитие этой директивы командование группы армий “Б” издало собственную директиву 1/а №500/41, где основные задачи авиации были почти полностью повторены:
“8. Задача авиации. Задача авиации заключается в том, чтобы свести до минимума действия русской авиации и поддержать наступление своих войск, сосредоточив главные усилия в полосе группы армий “Центр” и на левом крыле группы армий “Юг”. Во время главных операций авиация сосредоточивает все свои силы против авиации противника и для непосредственной поддержки армии. Атаки на промышленные объекты противника должны производиться лишь по достижении наступающими войсками поставленных оперативных целей” (там же, с.115).
Последующие приказы уточняли и детализировали задачи лишь в вопросе нарушения железнодорожного сообщения СССР. В начале войны предполагалось парализовать перевозки войск и их снабжение нанесением ударов по железнодорожным перегонам в прифронтовой зоне, к западу от линии рек Днепр-Двина, то есть непосредственно в зоне, примыкающей к району боевых действий начального этапа войны. В приказе группы армий «Б» № 1/а А 1105/41 от 17 марта 1941 г. о нарушении железнодорожного сообщения говорилось:
«В основу приказа главного командования сухопутных войск о нарушении железнодорожного сообщения противника заложена идея, осуществление которой должно привести к нарушению:
а) снабжения действующих войск из тыла;
б) переброски соединений с одного направления на другое;
в) подвоза и отправки войсковых грузов;
г) своевременной отправки порожняка…;
д) подвоза и снабжения Москвы».
Здесь только в самом конце разок промелькнуло название советской столицы. Однако она упоминалась не как объект непосредственного удара, а как объект естественной изоляции, возникающей в результате нарушения снабжения, вызванного нехваткой подвижного состава, уничтоженного в прифронтовой зоне. Саму Москву в начале войны люфтваффе достать не могли – не было соответствующих дальних бомбардировщиков. А разрушать подходящие к ней пути следовало позднее, после разгрома советских войск западнее линии рек Днепр и Западная Двина. К этому приказу прилагались заимствованные из директивы 1/а №500/41схемы нанесения ударов по шоссейным и железнодорожным сетям, где самые восточные объекты ударов – железнодорожные узлы в районе реки Днепр, в 450 километрах от границы (см. рис.№1 и 2).
Остальные 80-85% целей для бомбардировок находились существенно ближе к границе. Схемы сопровождались примечанием, где в очередной раз дополнительно уточнялось:
“Указанные на карте объекты для налетов авиации являются лишь предварительной намёткой. На первом этапе следует исходить из того, что в первую очередь должна быть выведена из строя сеть дорог западнее рр. Днепр-Двина с тем, чтобы воспрепятствовать отходу войск противника на Восток. Нападения же на дорожные объекты восточнее рр. Днепр-Двина должны производиться позже” (там же).