Газета "Своими Именами" №36 от 04.09.2012
Шрифт:
Может быть, смутно догадываясь, что на стихотворца Хлебникова надежда плохая, Сарнов, которому явно не хватало красок для картины, обратился за помощью к известному драматургу Леониду Зорину, моему соседу по даче, и целиком переписал из его книги один сюжет, начинающийся так: «Помню, как партия изгоняла из неподкупных своих рядов несчастного Иоганна Альтмана. Председательствовал Софронов, помесь слона с бульдогом... Зал, битком набитый озверевшими, жаждущими свежей крови линчевателями...». Дальше цитировать такую изящную словесность не хочется.
Зорин пишет, что Альтмана терзали по поводу его службы во время войны в армейской газете. Может быть, автор во многом прав, но так как сам он, как и Сарнов, ни на фронте
Альтманы, как Ивановы, Петровы и Хлебниковы, бывают разные. Был, скажем, известный филолог М.С. Альтман (1896-1986), автор множества исследований творчества писателей от Гомера до Достоевского. В конце жизни он написал «Автобиографию», поражающую своей искренностью. Он родился и вырос в местечке Улла Витебской губернии и получил полноценное местечковое воспитание. О некоторых основах этого воспитания он писал: «Русские у евреев не считались людьми. Русских мальчиков и девушек называли «шейгец» и «шикса», т.е. нечистью. Для русских была особая номенклатура: он не ел, а жрал, не спал, а дрых, не умирал, а издыхал». Разве это не то же самое, что зоринская «помесь слона с бульдогом»? Разве это далеко от ярлыков «фашист, эсэсовец», которые Бакланов навешивал на неугодных ему? Разве тут ничего общего с поисками Сарнова всюду антисемитов?
«У русского, - продолжал Альтман рассказ о своём воспитании, - конечно, не было и души, душа была только у еврея... Христа моя бабушка называла не иначе, как «мамзер» - незаконнорожденный. А когда однажды на улице был крестный ход с иконами и крестами, бабушка накрыла меня платком, «чтоб твои светлые глаза не видели эту нечисть».
В начале 20-х годов в Баку молодой Альтман повстречался с русскими писателями Вячеславом Ивановым и Велимиром Хлебниковым, с тем самым, что «жил, не ища ни удобств, ни денег» (каждый еврей имеет такого Хлебникова, какого заслуживает). Молодой еврей под влиянием этой встречи пережил глубокий духовный переворот. Человек изрядного ума и беспокойного сердца, он отринул своё местечковое воспитание. И дело завершилось тем, что когда он приехал в Америку, встретился там с братом, и тот потребовал от него не пользоваться русским языком, а говорить только на еврейском, Моисей Альтман порвал с ним навсегда.
А Иоганн Альтман был как раз закоперщиком борьбы против низкопоклонства перед Западом, по выражению Зорина, «не только ортодоксальным, но фанатически неистовым». Он тут был в компании В. Кирпотина, Л. Плоткина, занимавших очень высокие литературные посты, З. Паперного из «Литгазеты» и других соплеменников, больших литературных слонов.
Кирпотин, будучи заместителем директора Института мировой литературы, выступил в журнале «Октябрь» (№1 за 1948 год) с погромной статьёй «О низкопоклонстве перед капиталистическим Западом». Паперный, до тех пор известный как автор книги о Маяковском, тогда же, 25 февраля, в «Литературной газете» вдруг к изумлению народонаселения встал на защиту «самобытного русского эпоса, связанного с развитием русской жизни и государственности», выдвинув тяжкие обвинения против ряда авторов, в том числе, против А.Г. Цейтлина, побивая его цитатами из Ленина.
В следующим номере ЛГ после статьи Паперного появилась статья И. Альтмана о книге известного театрального деятеля Василия Сахновского «Мысли о режиссуре». Обнаружив в ней много «ошибочного, вредного, порочного», он писал, что это - «характерный пример рабского подражательства, экзальтированного и буквально самозабвенного преклонения перед реакционной формалистической
Приняв всё это во внимание, Вадим Кожинов справедливо писал: «Начатая весной 1947 года борьба с антипатриотизмом до последних месяцев 1948 года явно не имела противоеврейского характера. Это очевидно как из того факта, что самым суровым нападкам по этой линии подвергались деятели культуры и науки русского происхождения, так и из того, что среди застрельщиков борьбы против «низкопоклонства» было множество людей еврейского происхождения, которые обличали и русских, и своих соплеменников». Как всегда, бежали впереди прогресса...
Это следовало бы помнить Евгении Альбац, Алле Гербер, Млечину, Сванидзе и всем слонам, как и бульдогам демократии.
Владимир БУШИН
P.S. Эта статья в сокращенном виде была недавно напечатана в газете “Завтра”. Её публикация вызвала много читательских откликов. Большинство читателей поняли мой замысел и согласились со мной. Да ведь и не трудно понять-то.
Известнейший русский писатель Илья Эренбург прожил большую и сложную жизнь. Ещё в гимназические годы принимал участие в революционном движении, был арестован, месяца два сидел, как только выпустили, в 18 лет уехал во Францию и прожил там несколько лет. Встречался в эмиграции с Лениным. И получил от эмигрантов прозвище «Илья Лохматый». В Париже в 1910 году вышла его первая книга – стихи.
Летом 1917 года вернулся в Россию – сперва в Москву, где в эсеровский газетах печатает антибольшевистские статьи. Потом уезжает в родной Киев. В феврале 1919 года город занимает Красная Армия. Эренбург идёт служить в Наробраз. Однако, как пишет его биограф А. Рубашкин, «в годы Гражданской войны Эренбург склонялся к белым». В частности, в августе 1919 года приветствовал в печати захват Киева деникинцами. Но когда те начали еврейские погромы, поэт «несколько изменил тон своих выступлений» и вскоре уехал в Крым, находившийся под властью Врангеля, в Коктебель к Волошину. Здесь девять месяцев пишет стихи и «размышляет о будущем России». Но в ноябре 1920 года Советская власть и тут настигла поэта.
Эти сложности биографии, однако, не помешали ему весной 1921 года опять уехать в Париж с советским паспортом, а не эмигрантом. Всего с перерывами он прожил во Франции лет сорок. Тамошняя атмосфера, видно, была столь благотворна для Эренбурга, что однажды за 28 дней он написал роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников», сделавший его европейски известным. В 1923 году с предисловием Н. Бухарина роман вышел в России. В метаниях писателя нет ничего для той поры необычного. Метались люди самых разных обликов и состояний – от шолоховского казака Григория Мелехова до толстовского интеллигента Вадима Рощина.
В последующие годы, наезжая иногда в Россию, работая корреспондентом «Известий» в Испании, первой жертве фашизма, Эренбург пишет много романов и повестей, не оставляет и стихи, которые, увы, не добавили алмазов в его венец. Самые известные книги писателя - «Падение Парижа»(1941) и «Буря»(1947). Обе удостоены Сталинской премии первой степени. Вершиной его популярности были годы Великой Отечественной войны, за время которой он написал около двух тысяч страстных статей против немецкого фашизма.
Короче говоря, Эренбург – писатель большой, в жизни его было много противоречивого, сложного, но заслуги перед советской литературой, перед страной весомы и несомненны. И я, безоговорочно признавая эти заслуги и мимоходом отмечая некоторые досадные недостатки, которые он и сам признавал, постарался оградить писателя от несуразных, невежественных, профанирующих похвал критика Б. Сарнова по его адресу за счёт множества других советских писателей: первый! единственный! и т.п. Большинство читателей так это и поняли.