Газета Завтра 198 (37 1997)
Шрифт:
За ним пошел второй, растерянный и жалкий, — его чуть не слизало пламя, словно прогоняя от себя. Но и этого колдуны и старейшины отпустили с Богом.
Так миновали огни все “ненадежные”, но колдуны с непроницаемыми лицами лишь качали головами.
— Все, весь род, от мала до велика, должен подвергнуться испытанию! — вскричал Тэмучин и первым показал пример, прошествовав столь величественно и уверенно, что даже огни поугасли, притихли в трепете перед ним.
И Тэмучин искал глазами того, кто последует за ним… Вдруг взгляд его уперся в какое-то странное, очень знакомое и в то же время совершенно чужое, какое-то несуразное, “не свое”, как подумалось мельком, лицо… Только в следующее мгновение он понял, что смотрит на родного брата, на Бэктэрэ…
— Иди… — произнес Тэмучин тихо.
Бэктэрэ шагнул, но ноги его не слушались, подкашивались, как у старика, и дергались…
Всколыхнулись, скрестились пламя кострищ над головою испытуемого так, что в следующий миг огонь мог объять и поглотить человека…
— Я не виноват!.. — с воплем бросился прочь от костров Бэктэрэ, — я случайно рассказал дяде Таргытаю о наших планах, а он потом меня стал заставлять, сказал, что на всю Степь объявит, что я доносчик и соглядатай, и на всю жизнь меня опозорит!.. Что мне оставалось делать?!
Тэмучин помолчал. Посмотрел на старейшин, окинул взглядом весь собравшийся род. Во всполохах огня лица казались особенно суровыми и торжественными. Люди ждали… Костры нетерпеливо трещали и подгоняли жар к голове.
ОН ЕЩЕ РАЗ оглядел воинов. Взгляд пал на могучего джасабыла Баргыя, исполненного редким покоем.
— Я, Тэмучин, сын Джэсэгэя-Баатура, возлагаю на тебя, джасабыла Баргыя, поручаю тебе, по обычаю предков, свершить над предателем казнь! Я сказал!
Баргый вздрогнул: того, кто лишал жизни ханского отпрыска, обезглавив, хоронили вместе с убитым…
— Ты сказал, я услышал, — тихо, но твердо произнес Баргый.
— Все из-за тебя, из-за матери твоей приблудной!.. — пуще прежнего взвопил Бэктэрэ и бросился к коню.
Его схватили, скрутили. Исполнили все по обряду: джасабыл Баргый убил Бэктэрэ, пронзив сердце выстрелом в спину. Опустился на колени перед могилой, накренив голову в готовности принять смерть.
— Мы, новые люди, — люди длинной воли, меняем старые порядки, — решительно подошел к нему Тэмучин и поднял с колен.
— Сын Хана ниже последнего смерда, если он предатель!.. Долг и честь — мера всему! Я освобождаю тебя, джасабыл Баргый, от исполнения отжившего обычая. Перед Ханом отвечать буду я.
— Убай, — приблизился к нему младший брат Хасар, — я с тобой.
АТМОСФЕРА БЕЗ ДЕТАЛЕЙ (Политические и разные другие мысли в общедоступном лозунговом изложении)
Владимир Гусев
Смотрите, как уныло
Нависли облака.
Уют отчизны милой
Уходит на века.
Смотрите, как сурово
Молчат леса-река.
Пришел хозяин новый:
Не знает языка.
НЫНЕШНИЕ О 93-М
И смерть-то пинают
Гайдаристы-чубисты:
Убийцы обвиняют
Убитых в убийстве.
Убитый не в дар же
Те пули схватил в горло.
Отправлен на барже
И сдан в бездну — в прорву.
Каждому свое,
Убитый был и нету.
Убийца речи вьет,
Труп требует к ответу.
Убийце хорошо:
Быть в церкви отпету.
Убитый ушел
Неотмщен и без света.
Власть, храм и пивная,
Но мало зомбисту.
Убийцы обвиняют
Убитых в убийстве.
СЕВАСТОПОЛЬ-БАЛАКЛАВА
Весь вживе бухтами распорот,
Привет тебе, великий город!
Тебя сдавали дважды славно -
И в третий отдали — недавно:
Бесславно.
Севастополь — это страна,
Что сама себе не равна.
Шесть парусов
Белеют в море.
Нет одиночества -
Нет горя.
Балаклава: там поверху — яхты,
Для подлодок — подводные шахты.
Тут о фиордах или шхерах
Никто нигде не говорит,
Но в морекаменных пещерах
Подводный флот незримо спит.
Подводный город или лагерь
Не слышен в солнце над водой.
Но в толще реют наши флаги
И бьют часы вседневный бой.
Вот почему так неспокойно
У наших недругов в сердцах
И от побед в “х о л о д н ы х войнах”
Они испытывают страх.
Эти шахты подводные,
Цитадель субмарин.
Эти силы природные
Носят россовый чин.
Носят чин офицерский
И молчат в толщах недр.
На поверхности ж резкий
Моря свет, дрок и кедр.
Шум и гам, идет кровавый бой:
Русские дерутся меж собой.
Смерть отовсюду подступает,
Но равнодушен русский рок,
И каждый легкими стопами
Ухолит вдаль, за тот порог.
Другие видят их походки,
Как бы задумавшись во мгле,
Пьют водку, но уже и в водке
Не ищут правды на Земле.
* * *
Береза, ольха
Дают петуха:
Красного, бесова,
Злого, игристого.
Прогорают быстро — во!
–
Да горят весело.
* * *
Хотел бы я………………….
Но странное души оцепененья
Мне не дает пойти на смерть за это
Народ сие зовет в себе — терпенье -
И так и спим с рассвета до рассвета.
Загнали царство за полтину
И тут же з а п и л и на рубль.
Любой дурак или скотина
Сегодня с русским смел и груб.
Но посмотри, как блеском стали
Взор пьяного порой блеснет
И гордый, как на пьедестале,
Он повернется… и вздохнет…
САМ СЕБЕ РЕЖИССЕР (и любимец вождей — Ю. Любимов)
Ольга Генкина
Таганка-девочка,