Газета Завтра 241 (80 1998)
Шрифт:
Как могло получиться, что "выброшенный женой генерала" за окно пистолет был найден почти в двадцати метрах от зарешеченного окна с внешней стороны забора? Для этого женщине надо быть не только хладнокровной, чтобы просунуть руку в узкую фрамугу, но и обладать спортивной формой метательницы ядра, чтобы отшвырнуть пистолет по крутой навесной траектории на такое расстояние…
Как могло получиться, что найденные в районе дачи Рохлина (кстати, по соседству с дачей местного районного прокурора) три полусожженных трупа с пулевыми ранениями объявлены "двухнедельной давности"? И это в леске, который ежедневно является местом прогулок и пикников сотен людей, которые ничего все эти дни не замечали. Хотя любому известно на собственном опыте, что даже труп дохлой собаки оглушает своей вонью за десятки метров. А здесь три трупа лежат летом и две недели… Следствие заявляет, что сообщение о трупах поступило задолго до смерти генерала. И это якобы отражено в оперативной сводке. Но тогда почему столь "жареный" криминальный сюжет не был обнаружен вездесущими хрониками и программами аж до вечера следующего за убийством Рохлина дня?
А разве не могла эта информация оказаться в сводке куда позже ее реального выхода?
Зачем следствию понадобилось брать со всех родственников и свидетелей подписку о неразглашении? Если у следствия есть все основания считать убийство раскрытым по "бытовой" линии, то зачем столь жесткие меры?
Почему почти трое суток орудие убийства, то есть пистолет, находился в сейфе следствия и не был передан на экспертизу?
Почему громогласно объявленные отпечатки пальцев жены на пистолете упорно считаются "вескими доказательствами"? Пистолет хранился в семье достаточно открыто, и поэтому наличие на нем отпечатков пальцев людей, имевших постоянный доступ к оружию, не может быть принято как "неопровержимое" доказательство. Ведь при наличии подобных отпечатков выстрел, сделанный впоследствии рукой в перчатке, сохранит предыдущие отпечатки?
Очень много возражений эта версия вызывает и у другой части специалистов - судебно-криминальных психологов и виктимологов. Так, виктимологи возражают против навязываемой версии убийства в состоянии нервного срыва. Подобные ситуации обычно весьма скоротечны и происходят между ссорящимися людьми. Вариант, при котором одна из сторон хладнокровно дожидается того, чтобы будущая жертва заснула, а потом производит выстрел,- подходит для умышленного убийства, но ни как не для убийства в состоянии аффекта. Более того, манипуляции, которые необходимы проделать с пистолетом ПСМ: снятие двух предохранителей и передергивание затворной рамы,- не очень подходят под эту версию. "Аффектным" оружием обычно являются револьверы, из которых выстрел производится практически без подготовки. Кроме того, виктимологи утверждают, что женщины чаще всего стреляют в грудь и крайне редко - в голову, что связано с глубокими подсознательными механизмами.
Психологи, изучающие семьи, где растут дети с тяжелыми формами психических заболеваний и калеки, также сомневаются в возможности столь резкого конфликта между супругами по этому поводу. Специалисты утверждают, что пик подобных эксцессов приходится на первые полтора-два года жизни ребенка. Далее, если такие семьи не распадаются, то между супругами наоборот возникает даже более крепкая связь, чем в обычных семьях. Это легко объясняется общим осознанием того, что только вместе супруги способны помочь больному ребенку и перенести все тягости его состояния и ухода за ним. Убийство мужа, который практически являлся залогом материального благополучия семьи, который своими возможностями депутата организовывал сложнейшее лечение ребенка, доступ его к самым лучшим специалистам и клиникам, виктимологи практически исключают.
Все это, вместе взятое, весьма резко контрастирует с версией о бытовом убийстве.
Тем более, что в последние дни появился целый ряд фактов, указывающих на то, что смерть генерала Рохлина была далеко не случайной. Мы имеем в виду ряд заявлений, сделанных главой юридической фирмы "Профит" Юрием Маркиным. Известно, что он в последние недели весьма плотно сотрудничал с генералом Рохлиным. Темой их совместного расследования были хищения нефти рядом крупных компаний, финансирование на эти деньги чеченской войны 1994-1996 гг., и развязывания войне на Северном Кавказе сегодня. Нити этого расследования уходили на самый верх московского истеблишмента и в ряд стран бывшего Союза.
В ту же ночь, когда был убит генерал Рохлин, произошло покушение на Юрия Маркина. Автомобиль СААБ, на котором он следовал в аэропорт, обогнала на кольцевой дороге неизвестной "шестеркой". Она поравнялась с водителем, неожиданно раздался хлопок, и Маркина ослепила яркая вспышка. Машина потеряла управление, после чего на полном ходу врезалась в КамАЗ дорожного управления, занимавшийся ремонтом дороги. Лишь стечение обстоятельств и надежность СААБа спасли жизнь Маркину и его спутнику. Зрение восстановилось лишь спустя несколько минут после удара…
Особенно важно то, что в эту ночь Маркин должен был вылетать в Ханты-Мансийск с целой папкой запросов, подписанных утром генералом Рохлиным. Все они напрямую касались хищений нефти в особо крупных размерах, участия в этих хищениях чеченцев и вывоза денег на Северный Кавказ.
Маркину и Рохлину стало известно о том, что обналиченные деньги за похищенную нефть вывозились через Москву в Грузию, и там через руководство пограничных войск Грузии на эти деньги вполне официально закупалось у России вооружение - якобы для грузинских вооруженных сил. На самом же деле это оружие прямиком шло в Чечню, откуда расползалось по Дагестану…
Странно то, что вот уже несколько дней Юрий Маркин пытается достучаться до правохранительных органов, чтобы с документами в руках подтвердить все сказанное, но МВД и прокуратура эти данные попросту игнорируют. Впрочем это не мудрено. Обвинить женщину, которая сама себя оговорила куда легче, чем влезать в особо опасную тему хищения нефти и финансирования грядущей войны…
В. СМОЛЕНЦЕВ
ДУГИН ПРОТИВ СОРОСА
Я был крайне удивлен, когда получил в июне приглашение участвовать в однодневном симпозиуме, посвященном “Российской международной политике” в Будапеште, так как в приглашении указывалось, что он будет проводиться под эгидой “Института открытого общества”, структуры Джорджа Сороса. Свое резко негативное отношение к этому персонажу, к его идеям, инициативам и начинаниям я высказывал неоднократно, в том числе и ему в лицо. Было понятно, что меня пригласили как “антипода”, как врага, как экзотического монстра, оспаривающего все основные постулаты “открытого общества”.
Я принял приглашение. В своем выступлении я еще раз обозначил свою непримиримую позицию, на что люди Сороса подтвердили, что пригласили меня именно в качестве радикального оппонента - и в идеологическом, и в политическом, и в философском смысле.
Кроме банальной и неглубокой русофобии в выступлении зарубежных участников - венгров и американцев - на симпозиуме, я, к своему удивлению, заметил серьезную перемену в интонациях российской делегации, в основном состоящей из представителей администрации президента, известных либеральных аналитиков и журналистов. Их выступления - вопреки моему ожиданию - были выдержаны в довольно патриотическом ключе, в них звучали явные ноты неприязни к Западу, стремление видеть Россию развивающейся по собственному пути. Особенно порадовало меня выступление главного редактора “НГ” Виталия Третьякова. Третьяков выступал вслед за гаденьким невротичным американским аналитиком, который визжал с трибуны: “США нет никакого дела до России… Единственная забота США лишь в том, чтобы не допустить распространения из России ядерного оружия, что может поставить мир на грань катастрофы”… На это Третьяков вполне резонно заметил: “Это представитель страны, использовавшей ядерное оружие против мирного населения Японии, учит страну, которая никогда не пользовалась им даже в военных целях, в том, чего нельзя делать ни в коем случае”.
Лишь бывший министр иностранных дел Андрей Козырев контрастировал с остальными россиянами, пошлил про “малазийский стриптиз”, и ни в чем не покаялся, продолжая настаивать на своем западничестве. Но на общем фоне “умеренного патриотизма” российской делегации несколько опущенный и печальный Козырев смотрелся панком.
На днях по почте я получил чек от “Фонда открытого общества”. Сумма небольшая - 200 долларов. Это - гонорар за мое выступление в Будапеште. Один задыхающийся от жира либерал когда-то в припадке откровения рассказывал мне, как в начале перестройки за подобные ничтожные подачки он и его товарищи-демократы “продавали Родину”. “За гроши,- бубнил он, облизывая толстые губы,- кто мог знать тогда, что это - гроши…” Естественно, принимать этот чек я для себя считаю недопустимым, даже если речь идет об оплате труда. Я решил передать его в редакцию “Завтра” для показательного публичного сожжения. Лучше бы, конечно, добраться до самого…