Газета Завтра 258 (97 1998)
Шрифт:
Мне посчастливилось иметь особенные творческие взаимоотношения с Александром Андреевичем Прохановым. Я — редактор его последних пяти романов. Посчастливилось не только потому, что глубоко уважаю и люблю этого человека, нежного с друзьями и страстно непримиримого с врагами Родины. А посчастливилось прежде всего потому, что предо мною — писатель в силе, писатель, набирающий обороты с каждым своим очередным произведением, а я — его первый читатель. Сейчас у меня на редакторском столе роман о событиях 1993 года — “Красно-коричневый”, работу над которым писатель прервал ради написания “Чеченского блюза”, и, слава Богу, завершил недавно. С первых номеров трехдевяткового года “Красно-коричневый” начнет выходить в “Нашем современнике”. Но о нем еще все впереди. Сейчас мы все еще находимся под впечатлением “Чеченского блюза”.
Скажу честно, я очень опасался: хорош ли будет роман Проханова о Чечне. Не захлестнет ли его экспрессионистская волна. И как же я вздохнул с облегчением, когда передо мной открылся мир настоящего литературного произведения, не исключено, что на сей день лучшего в творчестве Проханова.
На смену кабульскому Дворцу Амана приходит русский дом в центре Грозного. Ах, какой образ! Он сразу обрек роман на удачу. Дом, в котором русские люди готовились к встрече Нового года, по мере своих скудных возможностей запасая в холодильниках продукты, украшая квартиры. И этот дом становится убежищем и отчаянным плацдармом для русских воинов, мановением кровавой беспалой лапы брошенных на завоевание русского же города Грозного. Окруженный оскалившимися волками Ичкерии, коих из людей в волков превратила все та же лапа, дом в центре Грозного становится образом всей России, окруженной вампирским хэллоуином “прогрессивного человечества”.
Скажу честно, мне не очень по сердцу название “Чеченский блюз”. Я даже предлагал Александру Андреевичу так и назвать роман — “Русский дом”. Или по аналогии с “Деревом в центре Кабула” — “Дом в центре Грозного”. “Русский дом” Проханову понравился, но, будучи человеком необычайно деликатным, он отказался — обидится Александр Крутов. А жаль. И Крутов бы понял, не обиделся, и название было бы более точным и подходящим.
Уже одной сюжетной линии — Чечня-Грозный-Дом — было бы достаточно для того, чтобы говорить об успехе романа. Но “Чеченский блюз” особенно хорош тем, что это — роман-диптих, на одной стороне которого — святой пламенеющий мир наших солдат, а на другой — свиные морды тех, кто обрек их на бессмысленный новогодний ад в чеченской столице, морды представителей вечно несчастненького и всеми нелюбимого племени банкиров и жуликов. Полярный Кудрявцеву Бернер — второй главный персонаж романа. Антигерой, противопоставленный герою. И Проханов мастерски описывает весь его, бернеровский, пышный, многослойно-многоцветный, обожрательский, всевластный, но жалкий мирок. Какая тоска! Ни любви, ни боли, ни сострадания, ни раскаяния, а только жажда наживы и самовздутие, и чем больше наживы, чем больше власти над жителями второй раз за столетие покоренной страны, — тем больше тоски в горошине души, колотящейся в пустой оболочке, словно в погремушке...