Газета Завтра 772 (36 2008)
Шрифт:
Как видите, юродивая манера философствования имеет строгий и одновременно антиномично-, -безумно-! — истинный вид, далёкий от привычных для русского мышления аморфно-художественных и "вечно-бабских" медитаций-стенаний. Другое дело, что n-степенная специфика предполагает целый ряд последовательных и несамопротиворечиво-тождественных в своей конъюкционной и, естественно, органической — антиномичности (= безумности) понятий, что часто служило близоруким поводом для обвинения подобного типа философствования в некой "литературности" и даже логической "неопределённости".
Я не буду вдаваться здесь в пространную полемику со своими неадекватными оппонентами, а заинтересовавшихся отправляю к своей книге "Уравнение русской идеи", где подробно раскрыта их неадекватность. Скажу только, что их главная беда — в приверженности так называемому классическому варианту философствования, который,
"ЗАВТРА". Вы видите в юродственной манере философствования христианское начало, прямо противопоставляющее себя классическому, а также языческому рацио?
П.К. Совершенно верно. Более того, я вижу в юродственной манере именно антиномично-истинный, или философско-богословский, симбиоз классической традиции мышления (с её законом тождества и несамопротиворечивости) и собственно христианского откровения: с его догматическим, святоотеческим принципом неслиянного: антиномично-целостного! — единства, словом, не-единства (с конъюнкцией: единства и неединства). Кстати, многие другие понятия этого рационально-верующего и не-классического симбиоза я тоже предпочитаю использовать через дефис (в силу его наглядности и простоты), скажем, н-есть, не-истовость и не-классичность. Нельзя не отметить, что на христианском Западе философско-богословская и юродственно-истинная манера мышления не получила должного развития. Не пропадая в дотошном освещении причин этого исторического стопора, подчеркну: католики и протестанты предпочли абсолютизацию, если не идолопоклонство, перед законом запрета на противоречие. Отсюда проистекают их бесконечные "принципиальные" споры о приоритете разума или веры; секулярности или духовности и религиозности; материализма или идеализма — курицы или яйца! Да нет здесь реальной, животрепещущей проблемы! — только действительно формальный и — предрассудочный спор о понятиях-категориях, благо закон табуированного противоречия — тоже из арсенала формально: язычески-заклятой! — логики.
"ЗАВТРА". Почему этот закон столь популярен и до сих пор востребован?
П.К. Вот тут-то и зарыта социокультурная собака. Дело в том, что этот закон даёт, если хотите, классическое право на монополию на общую — я-зычную — истину, и любое другое суждение (кроме соответственных: частно- и эмпирио- — утвердительных или отрицательных истинок: аппендиксов!) здесь — абсолютно и подчистую! — не котируется. Согласитесь, какова — "законная"! — индульгенция для всякого — заведомо бездарного — умишка?! Отметай а или не-а, и ты — спец, ты — профи, ты — носитель непогрешимого знания! Ты — духовный властелин, ратующий лишь за одну — тобою "выстраданную", "выученную" и — абстрагированную от самой себя — "истину".
Антиномичный подход, напротив, лишает вас — что просто классически-интеллектуального?! — чуть не "божественно-всеведующего"! — сана и "законной" лазейки: выбиться "из грязи — в князи", стать "из ничего — всем", из бездарности обернуться очередным "властителем дум" с примитивнейшим, но "просвещённым" блужданием между соснами а или не-а. В этой культуроносной отверженности заключается первая сторона собственно юродственного типа рацио — его, можно сказать, само-не-бытный крест. Он утверждает и тут же отрицает, разумеется, положительно-негативную истину — во избежание порабощения: диктата! — её какой-то непротиворечиво: единой — абсолютизированной! — крайности — в абсурдном духе, между прочим, арианства, несторианства и прочих — "классических" — ересей, так популярно и — покорно! — влияющих на нас до сих пор, в лучшем случае, лишь на уровне — холуйски-гордынного — интеллекта.
Другая — уже содержательная — сторона собственно юродственного философствования определяется именно антиномическим рацио, его безумно-истинной целостностью и логосной органичностью. Его настоящим всеохватом и — с-о-т-кровением! — любого явления, что, кстати, далеко от так называемой диалектики с теми же — по конечной сути — однозначно-еретическими единствами (подробнее смотрите об этом шедевр отца Сергия Булгакова "Трагедия философии").
Именно святые отцы заложили философско-богословский и догматико-логосный фундамент этого крестно-юродственного и не-классического рационализма. На Руси же его успешно продолжили и развили — вплоть до у-ю-ро-ждения вышеупомянутой учёно-монашеской (опять антиномия!) школы 2-й половины XVIII — 1-й половины XIX веков, которая дала миру по-святоотечески: новую и оригинальную — систему, и не только антиномично-не-истового философствования, но и — в своём же не-а-сущем стиле! — самой жизни и — духовно-молитвенной исихии (разворот этой тематики смотрите в моей книге "Уравнение русской идеи").
Несмотря на столь беспрецедентное и уникальное для русской культуры достижение, эта школа лишь в последнее десятилетие стала достойным активом нашего историко-философского процесса — как раз в силу её по-юродственному последнего начала! Мы просто не могли адекватно и имманентно рассмотреть её безумно-истинную оригинальность — из-за классических и "лого-монистических", по выражению отца Сергия Булгакова, крайностей: дальтонистских, чёрно-бело-абсурдных! — шор. Да и сами учёные монахи в лице Платона (Левшина), святого Филарета Московского, а также святого Тихона Задонского, Феофилакта (Горского), Амвросия (Подобедова), Евгения Булгариса, Гавриила (Петрова), Евгения (Болховитинова), Михаила (Десницкого), Августина (Виноградского) и др., себя, естественно, не выдвигали — на интеллигентски-самозваный манер! — в качестве монополистов — "просвещённо"-идолопоклоннической — истины, ограничиваясь положительно-отрицательным самоотвержением своего разума, его юродственным и — подлинным распятием на а и не-а зараз.
"ЗАВТРА". Можно ли назвать этих православных оригиналов интеллигентами? Какова взаимосвязь русской интеллигенции с юродством?
П.К. Вспомним, что во 2-й половине XVIII века, особенно в лице Николая Новикова и Александра Радищева, зарождается современный тип русского интеллигента, в первую очередь нацеленный на духовное — абсурдно-раболепное — властолюбие, на абсолютно-"божественный" диктат при помощи той или иной — холуйски-заёмной с Запада — однозначно-классической прелесть-истины. С самого начала обозначился ключевой — первородный — парадокс нашей интеллигенции: чем более ты вторичен и смирен перед каким-нибудь абстрактным и предвзятым а или не-а, тем более ты влиятелен и "всеведущ" на "всеотзывчивой" отечественной ниве, ибо каждый из твоих поклонников тоже — "классически" и "законно" — проникается чувством собственной исключительности, и малыми — бездарно-доступными — демокрактично-понятными — элементарно-дизъюнктивными! — напрягами. Этот абсурдный соблазн-соблазнение действительно малых сил в наше время только донельзя: попсово-гламурно! — актуализируется. Но учёные монахи платоновско-свято-филаретовской школы — осознанно и эффективно! — выработали противоядие от этой интеллигентской а-вто-р-ичности своей юродственно: не подвластной! — систематикой. Они, мало сказать, отказались от вербализации всяких абсолютно-дальтонистских идолов-истин, они — целенаправленно и — по-интеллигентному: клиновышибательно! — оттенили исключительно Благодатный характер любого истинного Просвещения и — преображения, так что человек должен был остаться акультурно и безмолвно: один на один! — с его однозначно-положительной и — сокровенно-"солипсической", согласно Алексею Лосеву, действительностью. Но сколь же велик самозванно-посреднический искус между Богом и настоящим обновлением потомка Адама! И только в Православии он догматически и методично табуируется — даже для священного, миропомазанного сана, который напрочь лишён духовного со-участия и со-бытия в действии Благодати — не в пример католикам, протестантам или тем же русским интеллигентам (и имя-то какое у последних безДарно-абсурдное! — "ангельское", по Данте, и "чисто-сознательное", по Канту).
Да, трудно, по-юродственному! — трудно: не помочь, не гарантировать: "невежественно" и "дико"! — "надёжность" и "прагматизм" всегда не предсказуемой и не-вид-ан-ной — Благодати — во-"истинно": буквалистской и мёртвой — лжи: непротиворечиво-самозванного — ништяк-! — позитива… И наша светская интеллигентская публика до сих пор с раболепно-смирным абсолютизмом ведётся на этот "добрый" и "просвещённо-разумный" — и попсово-гламурный! — соблазн.
"ЗАВТРА". Получается, что именно юродственная традиция русской культуры обладает статусом её отличительной идентификации?
П.К. Если применительно к светской культуре, то, безусловно, да. Только юроды в философии, литературе, искусстве, науке, политике, и, наконец, в учёно-монашеском и собственно свято-юродственном Православии определяют нашу подлинную — секулярно-крестную! — оригинальность. Поэтому и среди нашей интеллигенции — действительно русской и — не-истовой! — не могут не быть антиномично- и безумно- — несамопротиворечивые творцы. Например, Иван Грозный, Пётр I, Григорий Сковорода, Александр Суворов, поздний Николай Гоголь, Аполлон Григорьев, Николай Лобачевский, Константин Циолковский, в чём-то Лев Толстой и Фёдор Достоевский, в чём-то Владимир Соловьёв и Николай Фёдоров… Список можно продолжать вплоть до Николая Рубцова, Венички Ерофеева, Анатолия Зверева и Александра Башлачёва.