Газета Завтра 789 (53 2009)
Шрифт:
Излишне говорить, что Россию нынешнее руководство готовит не к войне, а к поражению и к наименее болезненной оккупации, причем оккупации кем угодно — хоть сомалийскими пиратами, если те дадут гарантии личным зарубежным активам ряда ключевых фигур.
Вот такая рисуется невеселая картина. Но, повторюсь, тем не менее, кризис дает России шанс для развития, не использовать который — смерти подобно.
Беседу вёл Александр Нагорный
Дмитрий Владыкин МЕГАМАШИНА
С нравственной точки зрения, современное российское бизнес-сообщество обладает негативным этосом. Негативный в данном контексте не означает запретительный: "того-то и того-то делать нельзя". Негативный в данном контексте означает отталкивающийся от какой-то позитивной нормы: "то-то и то-то делать нужно" — и отрицающий её.
В этом отношении подавляющее большинство российского бизнес-сообщества куда ближе к Обломову, чем к Штольцу: позитивное целеполагание у них отсутствует напрочь, причем (без детальной расшифровки) это касается самых фундаментальных принципов: оптимизации соотношения прибыли/риски, социальной ответственности бизнеса — и так далее, и тому подобное. В результате на практике бизнесом как таковым в современных российских условиях можно заниматься не более трех-пяти лет — дальше начинается или политика, или нерешаемые "проблемы" с "выше крышеванными конкурентами" и властями. А эти сроки, в свою очередь, формируют отношение к бизнесу как временному и не слишком привлекательному занятию, которое в самом лучшем случае может дать средства для какой-то иной, "настоящей" жизни — к тому же, обычно, не имеющей отношения к "этой стране".
Основной причиной тому является, на наш взгляд, постсоветский характер российского бизнеса. Отказ от внедряемых сверху административно-пропагандистским путём секулярных принципов советского этоса (в частности, выраженных в форме незабвенного "Морального кодекса строителя коммунизма", не имеющего ничего общего ни с классовым этосом основоположников марксизма-ленинизма, ни со сверхпрагматическим этосом "еврокоммунистов" Запада) перевёл все субъекты российских рыночных отношений в ситуацию полного нравственного вакуума: условно говоря, ни Бога, ни месткома. Религиозная санкция на бизнес как отсутствовала, так и отсутствует, а государственно-правовая вроде бы есть, но она насквозь фальшива.
Какие-то моменты (или обломки) этнических и конфессиональных этосов не могли и, разумеется, не смогли стать основой полноценного российского корпоративного этоса — в силу своей неадекватности его объективным интересам и задачам.
Единственно действенным нравственным регулятором в данной ситуации оказалось банальное насилие: как насилие "горизонтальное", внутри самого бизнес-сообщества (вспомним в этой связи печально знаменитые "войны олигархов"), так и насилие "вертикальное": "снизу", со стороны криминала, в том числе этнического, и "сверху", со стороны "властной вертикали". К началу "эры Путина" два последних вектора насилия окончательно возобладали и несколько уравновесили друг друга, задав более-менее универсальные "правила игры" и обеспечив временную, неустойчивую стабильность. Временную и неустойчивую — потому, что эта стабильность не являлась самодостаточной и требовала присутствия двух "встроенных" условий: постоянного притока "нефтедолларов" извне и постоянного передела приватизированной собственности внутри страны в пользу "властной вертикали".
И теперь, в условиях кризиса, когда годная к переделу собственность внутри страны закончилась, а приток "нефтедолларов" прекратился, проблема этоса российского бизнес-сообщества оказывается одной из ключевых для выживания российского общества в целом. А предоставленный ныне бизнес-сообществу относительно свободный выбор между эмиграцией и тюрьмой практически аналогичен тому выбору, которое советское общество предоставляло диссидентам и "врагам народа". Так что негативистский этос "российского капитала" по отношению к собственной стране преодолеть экономическим путем — например, снижением налогов и другими формами поддержки бизнеса со стороны государства — практически невозможно.
Следовательно, его нужно преодолевать путем идеологическим, что требует значительных усилий со стороны не только государственной власти, но и со стороны религиозных институтов — вернее, единственного религиозного института, сориентированного преимущественно на Россию: Русской Православной Церкви. Дело в том, что другие общественно значимые для нашей страны конфессии, обычно упоминаемые в качестве "традиционных": ислам, иудаизм и буддизм, — не имеют своих высших религиозных центров на территории Российской Федерации, либо имеют свои высшие религиозные центры за пределами Российской Федерации, что неизбежно делает их проводниками иностранного влияния на российское общество и государство.
В то же время необходимо заметить, что единственный исторически эффективный этос бизнес-сообщества в рамках русского православия был сформирован только представителями старообрядческих общин в условиях церковного раскола и "противостояния царству Антихриста на земле".
К тому же, он касался в основном не производственных инноваций, а деятельности в сфере торгово-кредитных операций, что для современных условий является совершенно недостаточным вариантом.
Поскольку результаты внедрения в Россию "протестантского этоса" как единственной нравственной платформы для деятельности бизнеса оказались весьма противоречивыми и в "петровском", и в "сталинском" варианте, возможно, стоит обратить внимание на достаточно успешный опыт восточных "модернизаций": японской, тайваньской и китайской, — позволивший не "внедрить" принципы "протестантского этоса" в соответственные национальные этосы, а трансформировать последние для решения задач инновационной модернизации общества.
Александр Арцыбашев БУДЬ ЗДОРОВ! Людей исцеляет и доброе слово
Деревенские жители отправляются в больницу, когда уж совсем невмоготу. Так было в прежние годы, так и теперь. По пустяку день терять? Прихватит ли спину, заноет зуб, остуда одолеет… Искони подправляли здоровье банькой, медком и отварами трав. Все под рукой. Роды принимали бабки-повитухи. Считалось обыденным в крестьянских семьях иметь десять — пятнадцать детей. Росли здоровыми, крепкими, выносливыми. Сама природа отсеивала слабых. Старики век добирали без остатку, ежели "замес" был добрым.
Не зря в народе говорят: "Что на роду написано — тому и быть!" Помню, в детстве дед рассказывал: "Зубных порошков раньше не имели — чистили зубы солью. Бывало, батяня после еды насыпет на палец щепотку и шорк туды-сюды. Ни одного резца не потерял до самой старости!.." А от бабушки усвоил другой рецепт: "Обрушил ли ногу, руку — помочись на рану… Вмиг затянется!" Так и поступали.
Однажды в потасовке с пацанами из соседнего села я выбил большой палец. Опух, посинел, не могу пошевелить им. Реву. Что делать? Бабушка уговорила сходить к местной знахарке. Звали её Устюжаниха. Пришли. Скособоченная избенка, в сенях — пучки каких-то кореньев, бодыльев, трав. Робко переступаю порог. В красном углу перед ликами святых угодников горит лампадка. Устюжаниха налила в таз чугунок горячей воды и говорит:
— Ну, бедовый, опускай руку. Перво-наперво распарим.
Подержал палец минут десять в тепле и эдак настороженно посматриваю на старушку: "Как будет вправлять?" Та взяла кусок мыла, намылила руку и резко — дерг! Сустав хрустнул.
— Теперь на месте! — прошамкала хозяйка и пошла во двор опорожнять тазик.
За лечение бабушка оставила знахарке не с десяток ли яиц? Денег Устюжаниха не брала. Да и откуда они у крестьян? Пенсии колхозникам тогда не полагались. Дед успел поработать несколько лет на железной дороге, и ему таки начислили восемнадцать рублей, а бабушка, гнувшая в колхозе спину в поле от зари до зари, так и померла без государственного вспоможения.