Газета Завтра 858 (17 2010)
Шрифт:
В Иран я просто приехала несколько лет назад, получив журналистскую визу. Я была просто потрясена тем обилием лжи, которое рассказывают об Иране. Во время выборов президента в 2008 году я тоже ездила в Иран, объехала всю страну — ничего того, о чем передавали мировые СМИ, в Иране нет. Я свидетель — большинство иранцев голосовали за Ахмадинежада, Россию в Иране любят, несмотря на то, что наши чиновники 12 лет морочат им голову с атомной станцией в Бушере и с поставками С-300.
В Газу я не могу попасть. Египетские и израильские власти заблокировали все пути для журналистов. Они хотят, чтобы в XXI веке никто не возмущался, что полтора миллиона человек держат в полной блокаде за их политический выбор, сделанный в ходе демократических выборов.
На то, чтобы оказаться в Ираке, у меня ушло четыре года, потому что попасть туда было практически невозможно. Изначально затея была чрезвычайно опасной и никто из знакомых журналистов не брался мне помочь, не могли найти никаких завязок, чтобы хоть что-то мне гарантировать, хоть какое-то обеспечение минимальной безопасности. Я наталкивалась на абсолютную стену.
Недавно мне удалось попасть в Ирак. Там действительно самая неблагоприятная ситуация для журналистов, даже для российских, хотя русских по-прежнему там очень любят. Работать невозможно — ничего нельзя снимать, нельзя на улице разговаривать с людьми. Сами журналисты свидетельствуют: иракцы очень любили всех, кто к ним приезжал до вторжения 2003 года. Иракцы видели, что они хотят помогать, а не вредить их стране. С момента оккупации отношение резко изменилось — потому что мировые СМИ показывают иракцев, как стадо животных. Вот животные под огнем. Вот они умирают с голода. Вот они хватают ящики с едой, которые им швыряют американцы. Вот они свергают кумира. Вот они разворовывают музей.
Люди, с которыми я долгое время вела переговоры, сообщили, что скоро в Ираке будут выборы, и за некоторое время до выборов, при условии, что я уеду за неделю до их начала, они смогут обеспечить определённую безопасность. Как ни странно, визу дали очень быстро, в Иракском посольстве были потрясены тем фактом, что после семи лет отсутствия из России наконец-то едет журналист. Видно было, что они мне сильно сопереживали. В Ирак я ехала на автобусе, по пути мне встретилось множество людей, желающих мне помочь.
"ЗАВТРА". Это обеспечение безопасности как-то связано с конспирацией?
Н.К. Скорее всё происходит на уровне дружеских связей, это единственное, что работает там. Поймите, в Ливане общество консолидировано. Любой человек на улице, узнав, что ты журналист, да ещё из России, будет тебе помогать. Русским, англичанам, французам, грекам там ничего не угрожает, если ты не шпион и не диверсант.
В Ираке же очень многие люди откровенно говорят, что самая главная угроза исходит от оккупационной власти, поэтому для того, чтобы быть защищённым, необходимо давать о себе как можно меньше знать, пока ты едешь. Я выключала мобильный телефон, никому не говорила, кроме очень узкого круга лиц, в какую командировку я направляюсь, когда, куда я еду. Мой маршрут не знал практически никто, кроме моего редактора. Я прежде никогда не ездила в такие засекреченные поездки, и никогда от меня не требовалось такого уровня конспирации. Это особая ситуация.
Американская оккупация не идёт в сравнение ни с какой другой. Даже на палестинских территориях можно наблюдать гораздо большую расхлябанность со стороны оккупационных властей. Грубо говоря, там можно прикрикнуть на израильского офицера, и он испугается тебя. На американца ты не можешь прикрикнуть, ты его не видишь, он за бронёй.
"ЗАВТРА". Какие из ваших поездок были наиболее значимы для вас?
Н.К. Первой исламской страной, которую я посетила вне России, стала Турция. То было очень неблагоприятное время, когда в Турции побывало множество выходцев женского пола из постсоветского пространства, оставив там после себя недобрую славу. Вышло весьма опасное предприятие, так как я объехала всю Турцию одна, практически обошла пешком всю страну, за исключением туристических зон. Могу сказать, что если женщина правильно одета, то есть так, чтобы не вызывать вопросов у мусульман, то у неё нет проблем в исламском мире. То есть, если женщина одета в длинное платье, её руки закрыты, на голове платок, то её воспринимают как нормального человека, с которым можно общаться.
Я считаю, что у меня были три важные поездки. Первая — это командировка на Ливанскую войну в 2006-м году, поездки по лагерям палестинских беженцев в Ливане и Сирии и поездка в Ирак.
"ЗАВТРА". Эти поездки — изменили ли они ваше видение мира, поменяли ли что-то в вашем восприятии происходящего?
Н.К. Они разные, и чувства разные. В Ливане, даже находясь под бомбардировкой, даже видя, как на моих глазах разрушается прекрасная страна, как половина населения в течение нескольких дней становится беженцами, люди лишаются всего своего имущества, обстоятельства вынуждают их переместить внутри страны или вообще бежать за её пределы, меня не покидала надежда. Я знала, что победа будет, — и они победили. Характер этого народа таков, что они не теряют надежду, и вы не теряете надежду вместе с ними. Они показали невероятную степень народного единения всех — суннитов и шиитов, мусульман и христиан, арабов и армян, православных и католиков, они все были вместе и объединены общем чувством сплочённости. Потрясающее ощущение. Даже не будучи ливанцем, вы проникаетесь этим чувством.
Я уехала оттуда за две недели до окончания 33-дневной войны. Находилась там с самого начала, когда ещё ничего не было ясно, а мировые информагентства уже трубили о разгроме Ливана и Хезболлы, чуть ли не заявляя, что сейчас израильская армия будет идти пешком на Бейрут. Конечно, никто не верил в это. Тут нужно упомянуть о феноменальной работе ливанских журналистов. Я считаю, что они показали пример всем журналистским школам мира, как нужно действовать. Эти люди работали буквально под огнём, расставляя видеокамеры по линии фронта, поэтому в любой точке Ливана вы могли видеть картинку с передовой. И когда CNN сообщало о том, что линия фронта там-то, вы смотрели телевизор на канале Аль-Манар (то есть "Маяк") и вы видели, где на самом деле идёт бой.
Естественно, эти камеры выходили из строя, приносили новые, всё оборудование восстанавливалось, поддерживалось в рабочем состоянии. Бывало так, что разговаривая с журналистом, отворачиваетесь на секунду, а его уже нет, он исчез, причём куда он делся — непонятно, так как вы находитесь на маленьком холмике, рядом дерево, дорожка, и как он растворился в этом пространстве, вы не понимаете. Журналисты там умеют работать так же, как умеет работать и воевать Хезболла. Это бесценный опыт, и я бы, на месте журналистов мира, записалась на приём к ливанским журналистам, чтобы понять, как на самом деле нужно работать, потому что они работают великолепно, у них потрясающее качество журналистского мастерства.
Я нигде в мире не встречала такой журналистской взаимопомощи, как в Ливане. Там не было никакой конкуренции, все помогали всем. В Ливане присутствовали британские ветераны журналистики, которые тоже умеют работать и обладают возможностью передавать правдивые репортажи, а не те, которые от них ждут. Можно сказать, что в Ливане было настоящее пиршество журналистского братства, которое нельзя увидеть больше нигде в мире.
Из Ирака я вынесла крайне пессимистические впечатления. Там я увидела разрушенное общество, разрушенных людей. Там есть ростки консолидации обществ, но это лишь ростки, и им очень трудно пробиваться.