Газета Завтра 866 (25 2010)
Шрифт:
Борис КУПРИЯНОВ. В принципе ясно, что мы сейчас жалуемся. Этим мы занимаемся последние три года. Хотя лично мне как участнику "Фаланстера" жаловаться не стоит. "Фаланстер" прекрасно себя чувствует, и мы останемся в любом состоянии, в крайнем случае, как гетто.
Мы хотим поговорить о том, возможно ли вообще какое-то сообщество издателей, писателей, критиков, продавцов. Возможна ли социальная деятельность, возможна ли, грубо говоря, книжная забастовка. Появилась такая идея: "Фаланстер" в течение месяца не будет брать вообще новых книг, а издательства, например, два месяца не будут издавать ничего. И мы посмотрим — как отреагируют публика и другие участники книжного рынка. Конечно, мы настолько маленькие и неинтересные для сетевых концернов, что они этого не заметят. Но мы не собираемся апеллировать ни к власти, ни к ним, но к сообществу и к простым читателям. Нам нужно вырабатывать какие-то формы социального протеста, формы объединения. По крайней мере, все близкие нам писатели, критики, небольшие издательства прекрасно понимают, о чём мы говорим. Вопрос в том, как всё это будет прочитано аудиторией.
Ещё три года назад некоторые издательства не общались друг с другом, шла странная вражда. Теперь практически все личные споры прекращены: маленькие и средние книжные издательства, независимые книготорговцы стоят перед чудовищным вызовом. Но мы не хотим апеллировать к сильным мира сего — мол, дайте нам денег на существование. Мы сможем справиться своими силами, просто нужно чётко понимать, каковы наши цели и идти на какие-то компромиссы, внутренние и внешние.
Михаил КОТОМИН. Книжная история опущена, как и почти всё сегодня в России, в пространство бизнеса и цифр. Хорошо, если говорить бизнес-языком, то есть всего две формулы выражения своей позиции — профсоюз или стачка, раз уж мы попали в такие жёсткие капиталистические условия. Если же говорить о книге, как о целой коммуникации, как о древнейшей форме человеческого общения, то ситуация выглядит несколько сложнее. Сейчас в книгах победили и пользуются "репутацией", рождавшейся веками, сугубые дельцы, которым на руку сыграла волна дефицита конца восьмидесятых. Появились концерны, которые использовали инерцию дефицита, потому что можно было продать миллионным тиражом "Трёх мушкетёров", Пикуля, тогда ещё можно было продать большим тиражом Бродского. И все девяностые эти ребята занимались восполнением дефицита. Книгоиздание утратило идею креативности, работы с автором. Это была просто экономическая процедура. Независимые, которые тогда возникли, были настолько рады возможности напрямую напечатать книгу, что об этом не думали. Часть независимых застали свой кусочек дефицита — "Лимбус-пресс" издал гигантским тиражом трёхтомник Довлатова, мы умудрились продать 150 тысяч "Венеры в мехах" Захер-Мазоха. Все девяностые работала инерция дефицита, которая позволяла получать мегаприбыли, построить сети распространения. К началу нулевых энергия дефицита пошла на убыль, всё было издано. А деньги просто осели в капитализации компаний.
Концерны поняли, что невозможно переиздавать те книги, что придуманы раньше и нужно перекупать те книги, что зародились в девяностые. Тогда была относительно свободная система распространения, не было закрытых сетей, "фаланстеров" было около десяти, худо-бедно авторы могли дебютировать. Появились писатели, которые и сегодня на слуху. Если посмотреть социоэкономическим взглядом на биографию той же Улицкой. Начинала в толстых журналах, получила имя, потом её издавал "Вагриус" пятитысячниками, сейчас "Эксмо" дико гордится, что подняли её тиражи до ста тысяч. Честь и хвала, но появилась-то она на ином поле. Если сравнить литературу с нефтью, что иногда делают концерны, то обязательно нужна геологическая разведка. Нужна живая работа, чтобы автор мог издать первую книгу, неудачную, вторую, иметь хоть какой–то диалог. Сейчас таких возможностей нет. Последний премиальный цикл говорит о том, что никаких новых имён не введено — все имена, которые появились примерно с 1998 года по 2005-й годы, закуплены крупными сетями. Мы медленно, но верно идём к ситуации книжного мира страны третьего мира. То есть у нас будет продаваться и издаваться только то, что заведомо является бестселлером. Новой русской литературы не будет.
И даже наша идея с забастовкой утыкается в то, что и без всякой забастовки "Лимбус-пресс" за последний год не издал никаких текстов самотёком, в основном это грантовые книги, "Вагриус" разгромлен, Ольга Морозова издаёт на свою зарплату три книги в год. Если представить себе, что нет нас и "Фаланстера", то можно представить мир, в который мы попадаем. В литературных премиях будут конкурировать Иличевский, Пелевин, Зайончковский — тридцать имён. В книжных магазинах где-то на задах можно будет найти книгу, изданную в предыдущую культурную эпоху.
Возможный ход — это бойкот больших сетей. Полезную роль может сыграть идея дефицита, необходимость искать "свою" книгу. Самое опасное в риторике крупных сетей состоит в том, что "всё происходит, как происходит, открыли сто новых магазинов". При этом поговорите с любым читателем из провинции — в магазинах там лежит линейка обязательного набора. Необходим какой-то регулятор всей этой цепочки. Потому что мы занимаемся не бизнесом, а осуществлением коммуникации. Автор пишет книгу не потому, что создаёт бестселлер, а потому, что у него есть высказывание. Издатель пытается донести авторский мессидж, усилить, в магазинах книгу пытаются выставить согласно её содержанию, а не согласно формальному набору крупных сетей — тираж, цена, формат, серия и.т.д.
Если эта коммуникация будет полностью разорвана, нас ждёт реальный мир Рэя Брэдбери. Будем вовремя получать русифицированные версии тех проектов, которые придуманы западными издателями.
По поводу забастовки наш друг, режиссёр Сергей Лобан, который находится в той же ситуации в кино, резонно заметил, что любая забастовка должна вести к какому-то требованию. Да, "Фаланстер" может месяц продавать только старые книги — и все убедятся сколько хороших старых книг лежит на складах. Да, "Ad Marginem" может ничего не издавать месяц — это вообще ничего не изменит, потому что многие наши коллеги ничего уже больше года не издают, и никто этого не заметил. Или издают в два раза меньше, мизерными тиражами. В этом плане издателям проще, но вопрос что делать остаётся.
Проблема обозначена, рабочая версия — забастовка. Но мы натолкнулись на то, что мы можем это сделать, но у нас нет того, что называется "слоган, под который можно подписаться".
Борис КУПРИЯНОВ. Касательно электронных книг и Интернета, как возможного выхода. В США больше всего продано "читалок" и электронных книг. За год они увеличили продажи с 4% до 5%. Мы положительно относимся к электронным книгам, ратуем за них. Было бы замечательно, если бы в России массово появились "читалки", это возможность новой коммуникации, но пока это смешные цифры. И поверьте, смешные цифры будут ещё лет десять. Касательно продаж в Интернете — это "отличная" история. Россия — единственная страна мира, где книги в Интернете стоят дороже, чем книги в магазине.
"Фаланстер" занимается рассылкой книг. Чтобы послать любую книгу, мы закладываем сто рублей на почтовые расходы, и очень часто не попадаем. А сто рублей большие деньги, которые совершенно не оправданы. Потом не стоит забывать, сколько процентов в России имеют Интернет. Сейчас постоянно говорится, что россияне стали активно ездить за границу. Реальный процент россиян, имеющих загранпаспорт, невелик. А сколько имеют Интернет?
Михаил КОТОМИН. Россия — одна из немногих стран, которая не может заказать книгу на Amazon.com. Количество не доставленных посылок (а Amazon должен пересылать по новой) сделало деятельность здесь экономически нерентабельной. "Почта России" теряла почти половину посылок.
Было бы здорово, если бы Интернет закрывал многие проблемы, но он в любом случае не решает главный издательский вопрос: кто будет придумывать новые книги, как будут рождаться новые тексты. Или мы будем только скачивать Пушкина. Ни одно крупное издательство не сделало старт, они готовы продавать только то, что уже является товаром. Но для того, чтобы книга стала товаром — у неё очень долгая история: родиться в голове у автора, стать рукописью, быть изданной маленьким тиражом.
Тем более в России, в отличие от Европы, нет минимального количества продаваемых копий, когда, например, две тысячи экземпляров обязательно продадутся, остальное — риск издателя. У нас риск — начинается с одной копии. Из-за того, что победила чистая экономика. И где хоть одно новое имя, кроме жанровой литературы, что пришло к нам из компаний, со складами, логистикой и гигантскими деньгами на рекламу.
Та же проблема отсутствия новых магазинов а-ля "Фаланстер". К нам приезжал наш друг, немецкий издатель. Были в "Фаланстере", общались. Когда ему сказали цену аренды…