Газетайна
Шрифт:
Это надо было спросить, а я не спросил, потому что не знал.
– Одиннадцатый.
Это надо было ответить, она не ответила, потому что я не спросил.
– А… почему так?
Это тоже нужно было спросить, я не спросил.
– Ду ю спик инглиш? – спрашивает она.
– Бед… вери бед, – говорю без акцента, надеюсь, что меня поймут.
– Вер ар у фром? – спрашивает она, я все еще называю её «она», я не знаю, что она – осеннее одиночество звездной поэмы.
– Рашн.
– О… – дальше следует длинная тирада, из которой понимаю одно-единственное, что ой-ой-ой, русский
Ночная мечта.
Мечта ночи.
«Дримнайт».
От волнения снова набираю по-русски, долго ищу, как поменять раскладку, чер-р-рт…
«Dreamnight».
Поисковик сыплет на меня игровые серверы, часы, каких-то драконоборцев, инстаграм заваливает ночным небом.
Не то…
Добавляю —
Лайнер.
Поисковик щедро осыпает меня круизами, круизами, круизами, ищу один-единственный, почему я его не вижу, юго-восточная Азия, «Дримнайт»…
Крушение «Дримнайта»…
ПРАВИТЬ СТАТЬЮ
И хочется дописать, что врете вы все, не было двадцатого февраля никакого крушения, то есть, что я говорю, это в этом году не было, а не десять лет назад…
Лайнер гудит, странно, я обычно не могу спать, когда что-то гудит, а тут сплю, как убитый.
Я хочу видеть звезды, я хочу видеть Млечный Путь от края до края, вместо этого небо заволакивает тучами, а когда тучи рассеиваются, я сплю, как убитый, я не вижу Млечный Путь.
– А представляешь, я твой аккаунт нашел, а там написано, что ты умерла.
Я так не скажу, потому что некому сказать.
Она ничего не скажет, потому что я этого не скажу.
– А ты знаешь, что лайнер утонет?
Этого я тоже не скажу, потому что некому сказать.
Тонуть.
Чим.
Слово какое-то неуместное, оно бы подошло какой-нибудь лесной птице, но уж никак не громадине океанического лайнера.
Чим-чим-чим.
Одинокая поэма звездной осени стоит на палубе под аркой Млечного Пути.
Но санг.
Светлая память.
Пытаюсь выговорить – ань йеу эм, спотыкаюсь об йеу, чужой язык меня не слушается, то ли дело звездная поэма осеннего одиночества, как ловко она управляется со словами, они подчиняются ей по мановению волшебной палочки…
– Йа… тье бьа… льу…
Газетайна
– Прямо по курсу объект, примерный диаметр сто метров.
– Выполнить отклонение вправо.
– Выполнено.
– Прямо по курсу ничего нет.
– Вернуться на исходный курс.
– Прямо по курсу объект, примерный диаметр сто пятьдесят метров.
– Выполнить отклонение вправо.
– Выполнено.
– Прямо по курсу ничего нет.
– Вернуться на исходный курс.
– Прямо по курсу газета.
– Повторите.
– Прямо по курсу газета.
– Не предпринимайте никаких действий.
– Выполнено.
…признать сбоем программы, игнорировать сообщение.
– Прямо по курсу газета.
– Не предпринимать никаких действий.
– Прямо по курсу газета.
– Не передавать сообщений о газете.
Эту статью следовало бы озаглавить – «Я до сих пор не могу оправиться от шока», хотя лично я колеблюсь между названиями – «Народ, вам что, делать больше нечего» – и – «Почему наш мир окончательно сходит с ума». И не спешите кидать в меня тапками за такие названия, если бы вы пережили то, что пережила я, вы бы еще и не то написали.
Итак, я сегодня никого не трогаю, лечу по своим делам (ха-ха, будто есть у меня какие-то дела!), вижу где-то в отдалении космический челнок, знаете, из таких старых, уже который век доживающих последние дни. Я поначалу не обращаю внимания, ну летит себе и летит, лететь не запретишь. Спохватываюсь только когда понимаю, что в меня… стреляют. Вот так, прицельно, в меня, чтобы сжечь меня дотла.
Я еще надеюсь, что челнок развлекается от нечего делать, я еще улетаю от него, меняю курс, – и что вы думаете, он не отстает, он преследует меня, выпускает снаряд за снарядом, хочет меня сжечь. Сказать, что я испугалась, значит не сказать ничего, это было что-то немыслимое, как в плохом боевике или даже фильме ужасов, я лавирую в открытом космосе, уворачиваюсь от него, он несется за мной, огромный, неуклюжий, меня спасло, что я меньше него в тысячи раз, ускользаю, как бабочка от слона…
И все-таки это было чистое везение, что мне удалось от него улизнуть, что он потерял меня в пучинах космоса. Я уже собиралась было радоваться и ликовать, ну не каждый день вот так ухожу от смертельной опасности. И что вы думаете? Не успела я отдышаться (ха-ха, как будто я умею дышать!) – как вижу, что меня настигает еще один такой неадекват, наводит цель, собирается испепелить меня на месте.
Сразу порадую вас, дорогие читатели: со мной ничего не случилось, я осталась жива-здорова, ну, я думаю, вы и сами об этом догадались, иначе бы я всего этого не писала. Однако, два нападения за день (ха-ха, как будто здесь есть какие-то дни!) – это уже слишком, это уже повод задуматься, что со мной происходит что-то не то.
Нет, я понимаю, что много раз писала лишнего, да не просто много раз, а только этим и занимаюсь, и вообще странно, как меня никто до сих пор не порывался сжечь. И все-таки раньше мне как-то удавалось выходить сухой из воды, а теперь, похоже, придется всерьез задуматься о своей безопасности.
ОСТАВИТЬ СВОЙ КОММЕНТАРИЙ
Что, допрыгалась?
Давно пора её было сжечь.
Премию тому, кто её спалить хотел.
Какую премию, спалить и то не смогли, позорники.
И не стыдно вам самой писать себе комментарии?
…газета превращается в самолет, пикирует вниз на пустую планету, превращается в птицу, летит в легком тумане, у самой почвы рассыпается на страницы, одна из которых превращается в уютное кресло, вторая становится кофейником, третья принимает облик человека, четвертая – кофейной чашки, пятая не знает, чем ей стать, наконец, остается газетой, надо же человеку что-то читать в кресле за чашечкой кофе. Ближе к верчу страница-кресло превращается в кровать, страница-чашка становится огрызком месяца, страница-кофейник принимает облик будильника возле постели, обещает не звонить в семь утра. Пятая страница укрывает собой спящего человека, как одеялом, – до утра, а утро здесь наступит не скоро, через тысячи земных лет, когда планета повернется к звезде.