Газлайтер. Том 18

Подготовившись, мы с Ледзором вдвоем отправляемся в ночной Капитолий. Улицы погружены в тишину, луна лишь изредка освещает наш путь сквозь тени.

— Слушай, граф, — ухмыляется Ледзор, глядя на меня с интересом, — а я-то думал, мы тут с тем префектом воюем, хо-хо.

— И с ним тоже, Одиннадцатипалый, — киваю я, невозмутимо шагая дальше. — Но знаешь, он всего лишь повод. Я специально уделял Луцию побольше внимания, чтобы настоящие враги ничего не заподозрили.

— Хо-хо, подло, но хитро, граф! Хрусть да треск! Это в стиле телепатов! — он хохочет,

обнажая свою фирменную ухмылку в ореоле белой бороды.

— Да, у нас это в крови, — усмехаюсь я. — Мы не любим сдерживаться. Хотя вы, физики, такие же. Только вы работаете мышцами, а мы — мозгами.

Я легко перепрыгиваю двухметровую стену, Ледзор следом за мной. Приземлившись, он хмыкает:

— Мозгами, говоришь? Хо-хо!

— Ну, мышцами иногда тоже приходится, — признаю я с легкой усмешкой. — Как и вам — мозгами.

— Это верно, хо-хо. Думать полезно иногда. А много — вредно, хо-хо.

Подходя к храмовому комплексу, я окутываю нас Облаком Тьмы, и мы бесшумно проходим сквозь сеть сканеров и камер, оставаясь совершенно незамеченными. Ледзор, с его природной скрытностью морхала, становится почти невидимым для любых устройств слежения. А если бы добавить ему еще Дар темника, он бы и вовсе превратился в идеального двухметрового бородатого ниндзя. Надо будет потом предложить ему такую идею.

Для начала мы направляемся в храм Юпитера. Ломтик через теневой портал перекидывает мне из Новинска жезл, добытый в склепе монахов на Той Стороне. Пробую, сработает ли. Махаю жезлом, словно дирижер, задающий ритм концерта.

— Ну что, давай, «Юпитер», поприседай, понаклоняйся, — командую.

Каменный «Юпитер» оживает и послушно начинает выполнять упражнения, как добросовестный новобранец: приседает, разминается. Похоже, это именно тот тип голема, что и был в склепе. Родственник, можно сказать. Еще одно доказательство связи храмовников с Обителью Мучения.

Ледзор фыркает, разглядывая голема:

— Ну и страшила, хо-хо! Борода — словно веник! А брови как кусты!

Я кидаю взгляд на Ледзора, потом на голема, и что-то в голове щелкает. Медленно обвожу взглядом морхала, затем снова смотрю на каменного «Юпитера» и обратно на Ледзора. Уж слишком это странное совпадение. Будто смотрю на одного мужика.

— Одиннадцатипалый, — прищуриваюсь я, — а ты случайно не бывал в Риме раньше?

Ледзор, немного озадаченный, морщится:

— Ну, приходилось, а что?

— Да «Юпитер» этот — вылитый ты!

— Этот урод?! — Ледзор возмущенно таращится на голема. — Ты издеваешься, что ли?

Я качаю головой, недоумевая. Правда, совпадение, что ли? Или скульптор храма как-то пересекся с Ледзором и решил взять его в качестве вдохновения для создания «Юпитера»?

На прощание оставляю «Юпитера» сидящим на троне, его каменный палец демонстративно согнут в откровенно неприличном жесте.

Следующая остановка — храм Януса. Миновав алтарь, мы спускаемся в подземелье. Пора выяснить, кто такая эта «Дочь Богини» и зачем её заточили здесь.

Капитолийский холм, Рим

Ночь тиха, но в голове послушника Ромео — полный шум. Он бродит по пустому храму Юпитера, держа веник в руках и пытаясь сосредоточиться на подготовке

алтаря к утренней службе. Однако работа никак не спорится, мысли упрямо возвращаются к одному и тому же. Отец уже давно уговаривает его бросить храмовую службу, взяться за семейную лавку и, наконец, жениться на дочке соседнего лавочника — Джульетте. Её глаза сияют, как первые солнечные лучи, волосы — блестящие и шелковистые, а улыбка словно свежий бриз. И, если уж честно, грудь у неё просто… внушительная.

Кроме того, лавка приносит стабильный доход, немалые деньги, и Ромео имеет талант к ведению своего дела. Возможно, его жизнь действительно сложилась бы иначе, если бы он выбрал лавку и Джульетту…

Но храмовником он тоже мог бы стать. Наставники его одобряют, а голос в хоре — просто загляденье. Даже понтифик Геберий однажды похвалил его за музыкальный слух и звучание. Правда, теперь понтифик настаивает на небольшой операции, чтобы голос Ромео оставался чистым и звонким. С одной стороны, мудрый старец говорит так уверенно — мол, для служения храму это жизненно важно. Но с другой стороны, если Ромео и вправду послушается, то тогда ему уже никакая Джульетта не будет нужна, да и женитьба потеряет смысл.

Ромео останавливается перед алтарем Юпитера, глядя на огромную каменную фигуру. Он вздыхает, с трудом находя слова, и наконец, шепотом обращается к статуе:

— О, Юпитер… Дай мне знак, есть ли смысл мне оставаться на жреческом пути? Нужна ли тебя моя преданность и служба?

Он, застыв, вдруг замечает, что каменный Юпитер сидит, демонстративно выставив вперед один из пальцев в откровенно неприличном жесте. Ромео замирает, ошеломленный таким «знаком», на мгновение сомневаясь в реальности происходящего. И тут до него доходит: это ли не ответ? Похоже, судьба ясно дает понять, что храмовая служба — путь не для него. Смущенно пробормотав извинения, он ставит веник в угол и уходит прочь, твёрдо решив оставить храм и уже завтра утром посвататься к Джульетте.

Послушник даже не догадывается, что это решение спасло ему жизнь. Ведь сегодня ночью в Капитолийском холме будет шумно и весело.

Мы продолжаем спускаться в темные глубины подземелья и вдруг сталкиваемся с пятью трехголовыми псами. Ночью решетку загона открывают и выпускают клыкастых пирожков в подземелье. Они явно мельче Пса Кербера, в пять раз как минимум, но порода не вызывает сомнений: точно из одного помета. Да еще и оранжевый уровень у всех пятерых. Юпитерский не стал полагаться лишь на сканеры и камеры, доверившись еще и инстинктам этих чутких созданий.

Ледзор сразу хватается за топор, но я поднимаю руку, останавливая его:

— Эй, не вздумай трогать животин. Ты чего?

Подхожу к ближайшему псу и, немного нагнувшись, чешу его за ухом. Тот, в ответ, блаженно облизывается. В этот момент рядом с Ледзором материализуется Ломтик и, глядя на него с неодобрением, демонстративно отворачивает кудрявую голову, мол, я был о тебе лучшего мнения.

— Да я и не собирался, малой, — Ледзор сразу оправдывается. — Хо-хо, ты не подумай! Я люблю мордастых. А топор… это я просто спину почесать, — и он действительно начинает почесывать себе спину топором. — Вот видишь? Хо-хо-холод, когда прямо между лопаток.