ГЧ (Генератор чудес)
Шрифт:
Глаза Ганса расширяются.
— Лучи смерти, — шепчет он.
— Лучи смерти, — подтверждает Мюленберг. — Те самые, которые до последней минуты искал Маркони, которые тщетно ищут во всех военных лабораториях мира.
Ганс вдруг хмурится.
— Значит, господин Гросс…
— Погодите, не торопитесь. Гросс… Хм!.. Это смешно, но Гросс «не допускает мысли» о таком использовании его идеи. Он просто не думает об этом. Чтобы понять, как это получается, нужно знать Гросса, его кристальную честность и беспредельную политическую наивность. Наконец, он не виноват, что его действительно гениальное открытие может найти и такое применение. Вот… Теперь вы понимаете, Ганс, что получится, если изобретение Гросса попадет к ним. Это развяжет им руки совершенно.
Ганс в волнении ходит из угла в угол, каждый раз заглядывая в окно на улицу. Он несколько иначе аргументировал бы свою позицию, но сейчас она совпадает с позицией Мюленберга.
И вот наступает момент, когда перед лицом неожиданного, ошеломляющего события решительно ломаются обычные формы взаимного поведения людей.
Растерянность исчезает с лица Ганса. Он вдруг под влиянием какой-то новой мысли делается спокойным и очень суровым. За эти несколько минут Ганс как бы становится намного старше, — может быть даже старше Мюленберга, — и обретает новые права.
— Как же так, — жестко произносит он, — десять лет вы работали над этим изобретением… и только сейчас поняли, что вы создали!..
Несколько минут назад, когда он был еще совсем молод, он не смел бы так говорить с инженером.
Мюленберг долго молчит, прежде чем ответить. Весь внутренне сжавшись, он подавляет в себе протест и… принимает упрек Ганса.
— Вы правы, Ганс, — говорит он, наконец, тяжело растягивая слова и как бы отвечая самому себе. — Это нельзя оправдать… хотя и можно понять… при желании. Люди делают историю, но и история делает людей. И изменяет их. Правда, не всегда вовремя, как меня, например… И не всех, как, например, Гросса. Вам легче понимать настоящее потому, что вы молоды, вы свободны от прошлого… Когда мы начинали эту работу, никто не мог бы даже придумать то, что происходит у нас сейчас. Германия тогда не знала Шикльгрубера. [3] Жизнь еще не была нормальной, но мы думали тогда, что буря, вызванная войной, скоро уляжется и жизнь снова войдет в колею. Не каждый из нас, — уже стариков, Ганс! — может и сейчас понять, что ждать уже нечего… Я всегда знал, что таит в себе идея Гросса, но я ждал. Ждал, что колесо истории успеет завершить этот свой страшный оборот, прежде чем мы достигнем цели. И вот… Цель достигнута, а… поворота нет… и не будет, долго еще не будет…
3
Настоящая фамилия Гитлера
Мюленберг молчит и думает Ганс продолжает шагать по диагонали — от крайнего окна к двери и обратно.
— Идет… — говорит он наконец.
Оба высовываются из окна Гросс летит зигзагами, обгоняя и задевая прохожих; на лице его — торжество. Сворачивая с тротуара, чтобы перейти улицу, он делает победный жест Мюленбергу. Через минуту он влетает в лабораторию запыхавшись.
— Ну, друзья… можете поздравить с удачей!.. Фу, устал… Ваши опасения оказались напрасными, Мюленберг… Никаких страхов! Управление муниципального хозяйства чрезвычайно заинтересовалось нашей машиной… Если испытание удастся, они берут на себя всю патентную процедуру, с тем, что за ними будет сохранено преимущественное право эксплуатации. Знаете, какое условие я им поставил? Организовать испытание на их средства. Сегодня же. Они дают грузовую машину и подходящее место. А, Мюленберг? Ловко?..
— Погодите, погодите… С кем вы говорили?
— О, господин Вейнтрауб — симпатичнейший человек, инженер управления. Он уполномочен вести переговоры. Они узнали об этом из заметки в «Технической газете».
— Хорошо, но какие же все-таки условия? Как будет охранена тайна конструкции ионизатора и приемника?
— Они согласны на любые условия, какие мы предложим. Вплоть до организации производства и эксплуатации под контролем наших людей. Вейнтрауб намекал на какие-то астрономические суммы нашего вознаграждения, справедливо указывая
— Значит, есть еще время… — Мюленберг облегченно вздыхает. — Я понимаю так: до тех пор, пока не добьемся увеличения дальности действия, мы можем никому наших секретов не раскрывать?
— Ну, конечно, Мюленберг! Все остается по-прежнему плюс средства! А вы учитываете, что это значит при нашем теперешнем финансовом положении? Ха-ха… Недурно, черт возьми… Ну, друзья мои, теперь давайте пировать. Я голоден, как лев. Где юбилейные яства? Где фрау Лизет, где кофе?.. Ганс, я бесконечно рад, что нам теперь нет необходимости расставаться с вами. А, признаться, мы были накануне этого… Лизет! — крикнул он, распахивая дверь и сталкиваясь на пороге с раскрасневшейся от возбуждения хозяйкой, которая едва успела поднять голову от замочной скважины.
События стали развертываться ускоренным темпом.
В пять часов вечера два автомобиля отошли от дома, где помещалась лаборатория доктора Гросса. На переднем грузовике покрытые брезентом лежали части машины, расчлененной для удобства переноски, и приемные агрегаты. Четверо рабочих и Ганс, все в коричневых комбинезонах, сопровождали ценный груз.
За ним, в непосредственной близости, не торопясь, следовала легковая машина Вейнтрауба. Он сидел рядом с шофером, позади — Гросс и Мюленберг. Все трое оживленно беседовали. Господин Вейнтрауб был вежлив и предупредителен, и опасения Мюленберга понемногу начали рассеиваться, хотя он твердо решил быть осторожным и не терять бдительности ни на минуту.
Несколько раз Мюленберг пытался выяснить, куда именно они едут. Он хорошо знал окрестности Мюнхена. Вейнтрауб же знал их совсем плохо, и по его рассказам трудно было понять, где находится место для опытов, намеченное управлением.
Выбравшись за черту города, машины пошли по Вольфратсгаузенскому шоссе на юго-запад. Был жаркий день. Справа тянулись бесконечной лентой цветущие плодовые сады, слева, извиваясь, то и дело появлялся шумный, изумрудный Изар.
Уже около семи часов вечера машины круто свернули направо, на другое шоссе, и вскоре остановились у ворот какого-то бесконечного дощатого забора. Мюленберг сразу заметил вооруженную охрану у ворот, и сердце его замерло.
— Что это такое? — спросил он.
— Артиллерийский полигон, — ответил Вейнтрауб, — он теперь не действует; кажется, его реконструируют. Поэтому военное ведомство любезно разрешило нам воспользоваться им для технических испытаний.
Он прошел в контору, предъявил какие-то документы, после чего ворота были открыты, и машина и люди проследовали за ограду.
Перед ними расстилалась огромная долина, постепенно повышающаяся к горизонту и там переходящая в длинную гряду холмов. Ровная поверхность долины, вся расчерченная тонкими линиями канав, была видна на десятки километров. Трудно было представить более удобное место как для артиллерийских упражнений, так и для испытания аппарата Гросса.
Справа расположилась небольшая группа строений: казармы, склады боевых припасов, орудийный арсенал, гараж. Несколько небольших строений были рассыпаны в разных местах полигона. Там и сям копошились люди, неожиданно появлявшиеся и исчезавшие под землей; они устанавливали мишени, знаки, продолжали чертить по долине сложную геометрию полигона. Грузовики увозили нарытую ими землю.
Начальник полигона, очевидно, предупрежденный по телефону из проходной конторы, вышел навстречу и почтительно приветствовал Вейнтрауба и его спутников. Он с чрезвычайной любезностью предложил гостям самостоятельно выбрать любое место и любое направление для испытания машины. Если понадобится, он даст и людей.