Где правда, брат?
Шрифт:
Степан старался держаться на безопасном расстоянии от «Рейндж Ровера», при этом он понимал, что рискует упустить машину из вида. Но лучше потерять бандитов, чем попасть с ними впросак. Они ведь могут и слежку засечь, и меры принять…
Степан плохо знал Москву и не понимал, куда он едет. Просто шел по следу Феликса, и в конце концов они привели его к старому пятиэтажному дому с красивым, утопающим в зелени деревьев двором. Сам он остановился рядом с соседним домом, возле мусорных баков. С этого места он хорошо видел, как
О том, что его самого могли убить, Степан почему-то не думал.
Пока он мучился сомнениями, из подъезда вышли Лексус и Гончий. Феликса с ними не было. Они неспешно подошли к своей машине, открыли багажник. Лексус достал сумку, поставил ее на землю и, осадив Гончего, неторопливо достал из куртки пачку сигарет. Они оба закурили. Видно, решили передохнуть перед обратной дорогой с тяжелой ношей. Значит, никого они не убивали. Видимо, «малина» у них здесь. Разведали обстановку и вернулись за вещами.
Степан внимательно наблюдал за бандитами. Вот они побросали на землю окурки, взяли сумки, потянулись к подъезду, и в это время кто-то вдруг открыл заднюю правую дверь его машины. Он метнул взгляд в зеркало заднего обзора и увидел Феликса. В руке он держал «ствол», а обезвредить бандита возможности у Степана не было — мешали передние кресла машины.
— Спокойно, старик, не дергайся! — Феликс переместился по сиденью на левый его край, и Степан почувствовал, как ему в спину через кресло уперся ствол пистолета.
Он только вздохнул, признавая этим свое поражение.
— Выследить нас хотел? — с торжествующей насмешкой спросил бандит.
— Так выследил.
— Думаешь, самый умный?
— Надеялся.
— Умерла эта твоя надежда. Хочешь быть следующим?
— Твое право.
— «Стволы» где?
— У меня…
Не хотел Степан расставаться с трофейным оружием, но сейчас не об этом нужно думать. На чашу весов была брошена его собственная жизнь. В спинке сиденья плотный слой поролона, он приглушит выстрел. Да и двери в машине закрыты. Нажмет сейчас Феликс на спуск и преспокойно себе уйдет, и неизвестно, как долго простоит здесь «девятка», прежде чем в ней обнаружат труп…
— Зачем они тебе?
— В музей хотел сдать.
— В какой музей?
— В музей бандитского оружия.
— А это бандитские «стволы»?
— А разве нет?
— Ну, если они бандитские, то сдавать их нужно в музей бандитской славы, — засмеялся Феликс. — Проиграл ты, парень, поэтому слава за нами, а не за тобой.
— За мной правда.
— Какая правда? Ну, не вышло у меня с твоей сестрой. Думал, что любовь, а понял, что другую люблю.
— Кого другую?
— Сколько тебе лет?
— Двадцать шесть.
— А мне двадцать девять. Разница не очень. Может, и ума не намного больше. Ты вот не понимаешь, и я не понимал, как можно любить бабу, к которой привык. Думал, что это привычка, а не любовь. А как изменил ей, так и туркнуло. Я к ней вернулся, понимаешь. Бросил твою сестру и к ней вернулся.
Степан с удивлением слушал Феликса. Он ждал выговора, а получил какую-то исповедь. Говорил этот тип с пренебрежением к реальному противнику, но при этом и зла ему, похоже, не желал.
— Она не игрушка, чтобы ее бросать.
— Да я понимаю. Потому и претензий к тебе, в принципе, не имею. Мне и Варьку жаль, и тебя я понимаю. Только вот ты ничего не понимаешь, потому и лезешь на рожон. Пацанов моих отмудохал, меня вот выслеживал. Нельзя так, Степа. Глупо это. И смешно. Мне смешно, а ты в заднице. Как выбираться из нее будешь? Или остаться в ней хочешь?
— Да надо как-то выбираться.
— Ну, я мог бы тебе помочь. Только ты хату нашу выследил. Я тебя отпущу, а ты ментов наведешь. «Стволы» у нас, а это палево.
— Ментов я точно не наведу.
— А кого наведешь? Сам с усам, да? Опять на рожон попрешь?
— После драки кулаками не машут.
— Точно так думаешь? — с сомнением спросил Феликс.
— Точно. Я проигрывать умею.
— Я тоже. Потому и не трогаю твоего босса. А ведь у меня претензии к нему. И к тебе претензии. Но я же вам проблемы не создаю.
— А как же Варя?
— Это личное. Чисто личное. Вы с Захарским здесь ни при чем. Я же не сказал Захарскому, что Варя изменила ему?
— Нет.
— Все, больше оправдываться не буду.
— И не надо.
— Претензии ко мне есть?
Степан задумался. В принципе, Феликс действительно мог перегореть с Варей. С ним и самим так было — вроде бы классная девчонка, сил нет, как тянет к ней, а добился своего, так уже и смотреть на нее не хочется. Вот если бы Феликс изнасиловал Варю или на толпу ее бросил, но ведь не было ничего такого.
— Нет.
— А к Захарскому?
— При чем здесь Захарский?
— Ну, он же не хочет жениться на твоей сестре.
— Не может.
— Если бы захотел, то смог.
— Ты к чему клонишь?
— А то, что наказать Захарского надо. Но это без меня. Я свое слово держать умею.
Феликс находился у Степана за спиной, и он его не видел. Но, судя по звучанию голоса, выражение лица у него должно было быть серьезным. Убедительно звучали его слова.
— А ты, Степа, умеешь слово держать?
— А я тебе слово дал?
— Ну, ты же ко мне без претензий.
— Без претензии.
— И меня больше искать не будешь, — сказал Феликс голосом, которым командир зачитывает по строкам текст воинской присяги с тем, чтобы подчиненный за ним повторял.