Где-то на краю галактики

Шалин Анатолий

Где-то на краю галактики

Если вы бывали в нашей галактике, а именно в той ее части, где находится Земля, то вам, конечно, приходилось высаживаться в порту небольшой базовой планеты "Эйка" и вы, конечно, заглядывали в кафе "Метеорит", поскольку это кафе единственное, других на планете просто нет, а планета тоже единственная, других в том созвездии тоже нет.

К "Эйка" часто заворачивают корабли, улетающие с Земли и возвращающиеся на Землю из других районов галактики и из других галактик. Это, так сказать, последняя остановка перед

Землей. На "Зйка" находится "база", второй по величине после марсианского центр космических исследований земного сектора галактикй. Отсюда снаряжают и отправляют экспедиции для исследований отдаленных звездных систем, и сюда эти экспедиции возвращаются. Вокруг планеты всегда крутится два-три исследовательских звездолета, а в кафе "Метеорит" всегда можно найти лучшие земные вина, услышать новости со всех краев вселенной и встретить друзей, с которыми вы не виделись, как минимум, целую вечность.

В этот раз в "Метеорите" встретились экипажи звездолетов "Проныра", командир - Федор Левушкин, и "Скиталец", командир - Джим Крепыш. Отмечали возвращение из отпусков ппанетолога Жана и штурмана Геннадия. Штурман рассказывал, как они с Жаном провели отпуск на Земле.

– Вы Андромедова помните?
– говорил он, наполняя бокалы шампанским.

– Зто тот длинный с усиками, что ли?
– откликнулся Левушкин.
– Он еще у Светова вторым пилотом работал?

– Точно!
– отвечал Жан.

– Андромедов?
– лениво переспросил Чарли.
– Это тот тип, который все рвался Крабовидиую Туманность исследовать?

– Так его там и ждали, - скептически заметил Михаил.
– Судаков отказался включить его тему в план исследований.

– И правильно сделал, - заметил Степан, считающий себя специалистом по всяким туманностям.
– Нечего Андромедову в этой туманности делать.

– Так вот, - продолжил Геннадий.
– Мы его на Земле в порту встретили.

– Да? А он разве из отпуска еще не вернулся?
– спросил Джим.
– У него вроде еще три месяца назад отпуск был? Неужели до сих пор на Земле торчит? Что это ему там понадобилось?

– Влюбился он, братцы, - грустно сказал Геннадий, отпивая глоток из бокала.

– Бедняга!
– посочувствовал Левушкин.
– И как же это его угораздило. Может, враки? Ведь вполне серьезный астронавт.

– Нет, сами видели. Вот Жан не даст соврать. Верно, Жан?

– Точно, - кивнул Жан.
– Влюбился.

Из Мишкиного кресла послышалось несдержанное хихиканье.

– Ты чего ржешь, Михаил?
– строго сказал Геннадий.
– Нет бы посочувствовать человеку, ведь с каждым может случиться, а он: гы-гы. Бревно!

Последние снова Геннадия вызвали у Михаила новый приступ смеха.

– Нет, я так не привык, не могу рассказывать в такой обстановке, сказал штурман.
– Сами же просили выложить все новости. Федя, - обратился он к Левушкину, - двинь Мишутке по шее, а то у меня руки заняты. Пусть успокоится.

– Хорошо, хорошо, не буду, - прошептал Михаил сквозь смех.

– Мы, - продолжил Геннадий, - его на главной улице Космопорта видели, где-то дня за два перед возвращением. Сидели, можно сказать, на чемоданах,

ждали свой рейсовый, Земля нам уже надоесть успела, вот мы и скучали, слонялись по улицам целыми днями, нацепив на себя все эти сверхмодные костюмчики и шляпы, вид, конечно, у нас был скучноватый. Прогуливались мы, значит, неторопливо, и вдруг - смотрим: мимо нас две тети Андромедова волокут, а он слегка упирается, кричит: "Не хочу, не буду! О! Я знал, я чувствовал, что этим кончится! И чем я только думал?" Ну, и так далее. И все эти выкрики он пересыпает горестными вздохами. Мы естественно, подходим, спрашиваем: "Петя! Сколько лет? Куда это тебя транспортируют?" И оказалось, что транспортируют его во Дворец бракосочетаний... Есть на Земле, оказывается, такие учреждения. Такое дело. Он, конечно, поплакался нам. Все же товарищи.

"Видно, - говорит, - парни, не суждено мне новые планеты открывать, на Земле теперь останусь".

Мы с Жаном посочувствовали, похлопали его по плечу, а делать уже нечего. И пришлось проводить его образно выражаясь, в последний путь - он нас в качестве свидетелей с собой прихватил. С невестой его познакомились. Красивая женщина, лингвист, но характер свирепый, ни о каких других созвездиях и планетах слышать не хочет.

"Нет, - говорит, - никуда я с Земли не полечу. И Петю не отпущу. Полетал - и хватит. Найдет себе другую специальность. Периферия - это не для нас... Что я на вашем Марсе, - говорит, - не видела? Пыли я там не нюхала?"

А в системе Альфы Центавра, видите ли, по ее мнению, ни одной порядочной гостиницы не найдешь, - Геннадий тяжело вздохнул.
– Вы, братцы, конечно, понимаете, какие мы во время разговора с ней чувства испытывали?

– А как она отзывалась о Большой Медведице - волосы дыбом встанут, добавил Жан.
– Как ругала систему питания в созвездии Водолея!

– И представьте себе, - сказал Геннадий, - в продолжение всего этого разговора она сидела у Андромедова на коленях, почесывала его за ухом, а он жмурился от удовольствия и молчал. Она всю нашу родную галактику, можно сказать, грязью облила, а он и не пикнул. Что вы на это скажете?

– Предатель!
– в один голос произнесли Степан с Алексеем.

– Ренегат!
– вставил Михаил, любивший замысловатые словечки.

– Да, может, еще одумается, - сказал оптимист Левушкин.
– Поживут, поругаются, а через годик-другой, глядишь, снова потянет Петю к звездам.

– Нет, зря вы так, ребята, - сказал Джим.
– Не надо его осуждать. Любовь - это, знаете ли, чувство! Со мной вот тоже случай был. Вы про планету Роз слышали?

Присутствующие переглянулись и насторожились.

Джим был самым опытным и самым старшим из собравшихся. Его уважали как ветерана космоса, ценили, но рассказы его почему-то часто внушали недоверие. Не то чтобы кто-либо сомневался в правдивости Джима, просто его манера изложения несколько раздражала молодежь, часто о самых невероятных событиях он говорил как о чем-то скучном, давно уже всем известном и осточертевшем своей будничностью и тривиальностью. Поэтому Левушкин с некоторой опаской поддержал разговор, не зная, куда эта новая история может завести старика.