Где-то там гиппопотам
Шрифт:
При всем при том внутри было очаровательно – если удавалось попасть внутрь.
Если
Если удавалось попасть внутрь, был шанс увидеть серебряную бутылочку, в которой, по слухам, сидела ведьма. Или потрясающую, редчайшую коллекцию чучел, всевозможные мрачноватые экспонаты в шкафах, витринах и сосудах – и в каждом что-то магическое и таинственное.
Если удавалось попасть внутрь – а обычно не удавалось. Музей Гарнер-Ги чаще бывал закрыт.
Нередко Констанция Гарнер-Ги, старая-престарая директриса музея, плоховато себя чувствовала и не открывала двери для публики. Она выжидала, надеясь на невозможное; мечтала, пока время и деньги утекали сквозь пальцы, а добрые пожелания и благодарственные слова давнишних посетителей роились во мраке, как привидения.
Глава 2. Заветное, совершенно секретное воспоминание (о папе)
– В жизни не слышала о Музее Гарнер-Ги, – заявила учительница. – Но мне присылают кучу информации о Научном музее. Хочешь их буклет?
Там была та же похожая на гигантского паука женщина.
– Спасибо, не надо, – ответил Бен.
Учительница покосилась на экран своего компьютера.
– Не могу найти этот музей. Может, поинтересуешься в Публичной библиотеке? Сегодня они уже закрыты, но мама сможет сводить тебя туда завтра.
Бену не хотелось снова начинать разговор о музее. Все равно мама отпустила бы его в библиотеку. Его много куда отпускали одного, ведь мама была очень занята. К сожалению, друзьям Бена так много не позволялось. Вывод: Бен частенько оставался один.
Ну и ладно, сам справлюсь, говорил он себе. Прямо как папа.
На самом деле он не знал, как и с чем справлялся папа, потому что папа умер. Бену еще и трех не исполнилось. Уплыл на маленькой яхте и не вернулся.
– Пропал в море, – говорила мама.
Никто не знал, где и почему. Мама не любила об этом вспоминать и, если Бен задавал вопросы, грустно замолкала и заговаривала о другом. За долгие годы Бен убедился: для разговоров об отце подходящего времени нет и не предвидится.
Тем более сейчас Бен не хотел ее огорчать. Мама сильно тревожилась о растущей квартирной плате. Домовладелец подумывал даже продать дом, где они жили.
– Он нас выселит и продаст землю застройщику. Выгодное дело – сносить старые дома и на их месте строить новые.
– Это же наш дом, – настаивал Бен, когда мама заводила такие разговоры.
Мама
– Все наладится, вот увидишь.
Он надеялся, что если повторять эти слова достаточно часто, то так и окажется.
Теперь Бен не то чтобы тосковал по папе, скорее ему было любопытно. Он почти не помнил отца. Во всех деталях вспоминался только один день, который они провели вместе.
Заветное воспоминание! Бен даже думал, что это сон, – пока не открыл конверт с приглашением.
Он, наверно, был совсем маленьким. Бен помнил, как папа нес его вверх по лестнице, как они миновали большие черные двери и вошли в шумную, плохо освещенную комнату. Шум напугал Бена, и он зарылся лицом в папину куртку. Потертая шелковистая подкладка пахла машинным маслом и мятными карамельками. Чудесный запах!
Папа недолго его нес и в следующем зале спустил на пол. Бен запомнил пятна света от высокого окна на темном паркетном полу. Шаги тут звучали как барабан, и Бен прыгал – на свет, в тень, на свет, в тень, яростно топая, потому что о нем забыли.
Потом пришла старушка. Бен запомнил седые волосы, темно-синее платье и то, что старушка оказалась ласковая. Отец поманил его, и они пошли за старушкой через двери, над которыми было что-то написано. Потом через другие двери – тоже с надписью, потом еще через одни, и еще; много одинаковых дверей, словно стоишь между двух зеркал и смотришь на бесконечные отражения. Одно отличие – в конце длинного коридора стоял гиппопотам. Пока они шли, Бен понял: гиппопотам их ждет. Хотя взрослые просто прошли мимо.
А Бен остановился.
Вдруг морду гиппопотама прорезала улыбка, и он произнес:
– Впереди могут ждать трудности, но у тебя с мамой все будет хорошо.
Бен обиделся. Он не хотел маминой спокойной жизни, его манили папины приключения. Слова гиппопотама смущали. Он ничего не забыл, и чем старше становился, тем больше его это мучило. Даже сейчас картина так и стояла перед глазами – серый гиппопотам наклоняется к нему, чтобы поговорить. На морде морщин как линий на карте, а в круглых карих глазах светится ум.
Потом воспоминания становились отрывочными, рассыпались, как пазл. Еще одна комната, тисненые обои, камин, запах воска. Они сели. Папа смеялся, но вот лица его Бен никак не мог вспомнить. Зато ясно видел чайные чашки – светло-зеленые, украшенные фарфоровыми пчелами, и простую голубую кружку с молоком для него. Он был этому рад, потому что боялся пчел, даже фарфоровых. Он был доволен, когда заметил на столе хлеб с поджаристой корочкой. Ему дали ломтик, намазанный маслом и медом. Он жевал, и острый сладкий вкус хлеба мешался с привычным запахом молока. Крошки попали за воротник и кололись. Он потер шею. Вдруг из-за сахарницы выглянул зверек с носом-хоботком, похожий на землеройку. Он не сводил с Бена черных глаз-бусинок.