Где властвует любовь
Шрифт:
– На чернила, – поправила она. – Чтобы ты мог работать над своими дневниками.
– Деньги на чернила, – повторил он, изобразив задумчивость. – Мне это нравится.
Пенелопа улыбнулась, накрыв его руку своей.
– А мне нравишься ты.
Он сжал ее пальцы.
– Ты мне тоже нравишься.
Пенелопа вздохнула, пристроив голову ему на плечо.
– Неужели жизнь может быть такой замечательной?
– Думаю, да, – отозвался Колин. – Даже уверен.
Глава 21
Спустя
Конечно, ее безмерно радовал тот факт, что он поручил ей роль критика и редактора. Это означало, что Колин доверяет ее суждениям, считает ее умной, способной проникнуться его творениями и даже внести в них свою лепту.
К тому же она нуждалась в каком-то занятии. В первые дни, покончив с литературными трудами, Пенелопа наслаждалась вновь обретенным свободным временем. Словно впервые за много лет у нее выдались каникулы. Она читала как одержимая, проглатывая романы и прочие книги, которые когда-то купила, но так и не удосужилась прочитать. Предпринимала долгие пешие прогулки, каталась верхом в парке, сидела в маленьком дворике за их домом, наслаждаясь весенней погодой и подставляя лицо солнцу – ровно, настолько, чтобы ощутить его тепло, но не дать щекам покрыться загаром.
Потом, естественно, все ее время поглотили предсвадебные хлопоты. Так что у нее практически не было возможности осознать, что в ее жизни чего-то не хватает.
Когда она печаталась в газете, писательство как таковое отнимало у нее не так уж много времени, но ей постоянно приходилось быть начеку, слушать и наблюдать. А в остальное время она размышляла над; очередной заметкой, стараясь запомнить пришедшую ей на ум остроумную фразу или хлесткое сравнение, чтобы записать их, когда доберется до дома.
Это было увлекательным делом, но только сейчас, когда ей представилась возможность вернуться к нему, Пенелопа осознала, насколько ей не хватало все последнее время напряженной работы ума.
Она записывала очередной вопрос, который собиралась задать Колину, когда дворецкий тихо постучал по открытой двери, чтобы привлечь ее внимание.
Пенелопа сконфуженно улыбнулась. Она полностью погружалась в работу, и Данвуди путем проб и ошибок усвоил, что нужно произвести некоторый шум, если он хочет, чтобы она обратила на него внимание.
– К вам посетитель, миссис Бриджертон, – сказал он.
Пенелопа улыбнулась. Наверное, кто-нибудь из ее сестер или родственников Колина.
– Неужели? И кто же это?
Дворецкий шагнул вперед и вручил ей карточку. Пенелопа взглянула на нее и ахнула, вначале от изумления, затем от огорчения.
Крессида Тумбли? Какая нелегкая ее принесла?
Пенелопа ощутила беспокойство. Вряд ли Крессида явилась с чем-нибудь хорошим. Она никогда ничего не делает, если это не служит ее личным, далеко не бескорыстным целям.
– Прикажете сказать, что вы не принимаете? – осведомился Данвуди.
– Нет, – вздохнула Пенелопа. Она никогда не была трусихой, и Крессиде Тумбли не удастся превратить ее в таковую. – Я приму ее. Дайте мне немного времени, чтобы убрать бумаги. Хотя…
Данвуди замер, слегка склонив голову набок в ожидании продолжения.
– Впрочем, не важно, – пробормотала Пенелопа.
– Вы уверены, миссис Бриджертон?
– Да… Нет. – Она застонала. Кажется, она превращается в заикающуюся дурочку – еще один грех в длинном списке прегрешений Крессиды. – Вот что… если она проторчит здесь более десяти минут, не могли бы вы изобрести какое-нибудь срочное дело, которое якобы требует моего присутствия? Моего незамедлительного присутствия?
– Полагаю, это можно устроить.
– Отлично, Данвуди. – Пенелопа слабо улыбнулась. Возможно, это слишком легкий выход, но она сомневалась, что способна найти повод, который вынудил бы Крессиду уйти, а последнее, что Пенелопе нужно, так это застрять с ней в гостиной на все утро.
Дворецкий кивнул и вышел, а. Пенелопа сложила исписанные листки в аккуратную стопку и положила сверху дневник Колина, чтобы ветер, залетавший в открытое окно, не сдул их на иол. Затем встала из-за стола и пересела на диван, надеясь, что выглядит спокойной и довольной, жизнью.
Как будто визит Крессиды Тумбли мог доставить ей удовольствие!
Спустя секунду появилась Крессида, проследовавшая в комнату, после того как Данвуди объявил ее имя. Как всегда, она выглядела безукоризненно. Золотистые волосы были идеально уложены, гладкая кожа матово светилась, голубые глаза сверкали, одежда соответствовала последней моде, а сумочка гармонировала с остальным нарядом.
– Крессида, – сказала Пенелопа, – какая неожиданность. – Это было самое вежливое слово, которое она могла придумать, учитывая все обстоятельства.
Губы Крессиды изогнулись в загадочной, почти кошачьей улыбке.
– Полагаю, что так, – отозвалась она.
– Ты не присядешь? – предложила Пенелопа, не видя другого выхода. Когда всю жизнь стараешься быть вежливой, это становится второй натурой. Она указала на стоявшее поблизости кресло, самое неудобное в комнате.
Крессида опустилась на краешек кресла, и, если она нашла его неудобным, это никак не отразилось на ее лице. Поза ее была изящной, улыбка любезной, она выглядела спокойной и невозмутимой.