Где живет единорог
Шрифт:
Едва учёные успевали изучить одного сумчатого зверя, как им присылали и приносили десяток новых. Только кенгуру отыскали несколько десятков! Одни напоминали крыс, другие лазали по деревьям, как белки, но самым крупным оказался большой серый кенгуру, выше человека ростом. Он может передвигаться огромными прыжками, со скоростью автомобиля.
Ну а сумчатые обезьяны? Их долго искал один французский исследователь. Австралийские аборигены рассказывали ему, что на деревьях живёт странный зверь, которого они называли «коло». Узнав, что поблизости убили такого зверя, он поспешил за ним, но аборигены его уже съели. Учёному достались только шкура и лапы. Зато через год ему удалось достать живого
Когда-то предки сумчатых животных обитали по всему свету, но у них было много врагов. Они не были так проворны и ловки, как другие звери, и постепенно вымерли. Кое-какие сумчатые, самые осторожные и хитрые, смогли уцелеть в Америке. В Австралии для них опасности почти не было, потому они и зажили там так привольно.
Сумчатые считаются одними из самых древних млекопитающих, то есть животных, кормящих молоком своих детёнышей. Но оказалось, что существуют ещё более древние звери. Где же они могли уцелеть? Ну конечно, там же, в Австралии!
Однажды какой-то охотник прислал учёным шкуру неведомого животного с короткой запиской: «Речной крот». Зверь был размером с бобра, и хвост у него был плоский, как у бобра, а шерсть густая, тёмно-коричневая. Ноги короткие, на задних лапах какие-то шпоры. Но самой странной была голова с большим клювом, похожим на утиный, и без единого зуба во рту.
— Обман! — решили учёные. — Не может быть такого животного! Кто-то решил посмеяться над нами и сшил вместе шкуры нескольких зверей и птиц!
Но как ни рассматривали они шкуру, найти швы не удалось. Пришлось согласиться, что такое странное чудище действительно живёт в Австралии. Расспросили поселенцев. Оказалось, что они знают этого зверя и зовут его то «утко-крот», то «утконос». Он живёт в норах у воды, ныряет на дно за разной мелкой живностью и ловит её, разгребая ил своим клювом. Кто-то сказал, что утконос откладывает яйца, но уж этому учёные никак не могли поверить. Подумать только — животное, выкармливающее детей молоком, кладёт яйца! Они смеялись: может, утконос их высиживает, а в придачу ещё и гнёзда вьёт?!
Но однажды вечером поймали утконоса, посадили его в ящик, а утром около него лежали два яйца в мягкой кожистой оболочке, как у змей. В конце концов удалось проследить, что в своей норе самка утконоса действительно сооружает гнездо из листьев, веточек и водорослей. Потом она закупоривает землёй вход, откладывает в гнездо яйца и лежит, свернувшись вокруг них, — высиживает.
Тем временем в Австралии отыскался ещё один такой же невероятный зверь — ехидна. Она была покрыта длинными иглами, как дикобраз, только морда у неё выглядела иначе — узкая и вытянутая, как будто клюв с маленьким ртом, из которого, как змейка, выскальзывал длинный язык. Ехидна разоряла гнёзда термитов и муравейники и слизывала их обитателей этим языком, не брезгуя и червями. Но самое интересное, что она тоже откладывала яйца! Только не высиживала их, как утконос, а носила в сумке на животе.
Голландские мореплаватели, высадившиеся когда-то на негостеприимную, выжженную солнцем землю, решили, что она никому не нужна, — и сильно ошиблись. В недрах Австралии
Человек, который открыл лошадь
По пустыне, покрытой щебнем, укрываясь за пригорками и редкими кустиками, шёл человек в солдатской одежде с патронташем на поясе и дорогим охотничьим ружьём в руках. Крупный, широкоплечий, он двигался легко и быстро. По временам, выглянув из-за холмика, он поднимал бинокль и подолгу вглядывался в даль. Там на чахлом лужке пасся табунок лошадей. Были они невысокие, рыжевато-соломенной масти, с большой головой и тёмной стоячей гривой, не похожие ни на одну известную породу. Неужели это дикие лошади, о которых рассказывают легенды в киргизских и монгольских кочевьях? Надо, обязательно надо подобраться на расстояние выстрела.
Но ветер донёс до животных запах человека, и лошади умчались. Охотник вздохнул, закинул ружьё за плечо и направился обратно — туда, где около родника стояли белые палатки и были сложены укрытые парусиной тюки и ящики.
Из палатки выглянул молодой человек.
— Неудачно, Николай Михайлович?
— Не повезло… А так хотелось добавить дикую лошадь к диким верблюдам, которых я привёз из прошлой экспедиции!
Охотник вошёл в палатку. В ней было три человека. Один, немолодой, бородатый, осторожно снимал шкурки с мелких птичек, стараясь не повредить, не порвать тоненькую кожу своими большими мозолистыми пальцами. Рядом, на полу, молодой человек перекладывал веточки растений листами бумаги. Третий, который встретил охотника, вернулся к прерванной работе: сидя перед окованным металлом ящиком, как перед столом, он тонким пинцетом доставал из баночки мёртвых насекомых и раскладывал их на тонкие ватные матрасики. Бабочек он укладывал в сложенные треугольником бумажки — так они перенесут долгий путь, не потеряв тончайшей пыльцы с нежных крыльев.
А охотник, который был начальником этой экспедиции, разрядив ружьё, уселся на тюк с постелью, достал блокнот, чернильницу-непроливайку и стал записывать всё то, что увидел за день. Из соседней палатки доносился негромкий разговор — там отдыхали остальные его спутники, казаки и солдаты.
Наутро палатки были сняты, все вещи собраны и навьючены на верблюдов. Маленькая экспедиция, всего тринадцать человек, двинулась дальше на юг, через безводную пустыню Гоби, к самому сердцу Центральной Азии, таинственному плоскогорью Тибет.
Путь был нелёгок, и не раз путешественники были близки к гибели. Однажды у них кончилась вода, и они только чудом добрались до колодца. В другой раз Николай Михайлович ранил дикого яка, и тот бросился на него. В ружье оставался только один патрон с пулей, которая не могла бы задержать мощного зверя. Но в последний момент як нерешительно остановился, и охотник медленно отошёл от него. Не раз на караван нападали промышлявшие разбоем кочевники, но крохотный отряд открывал такой неистовый огонь, что всадники разворачивались и в ужасе спасались бегством.
Месяц за месяцем путники шли то сквозь зной и песчаные бури, то через метель на горных перевалах, где верблюды проваливались в снег, а у людей от нехватки кислорода болела голова и из носа текла кровь. И каждый день во вьючные ящики укладывались всё новые шкурки птиц и зверей, заспиртованные змеи и ящерицы, засушенные насекомые, и всё толще становились папки с растениями, проложенными бумагой. И каждый день на белых листах бумаги Николай Михайлович рисовал карту пройденных мест, где не бывал ещё ни один путешественник, ни один учёный.