Ген человечности - 3

Афанасьев Александр

И появился отец. Мутным взором обведя убогую хлупу, где они жили, он прорычал проклятье и опрокинул стол с пирогом. Потом взялся за мать. Досталось бы и Родерику — но Родерик был уже взрослым, черт побери, он был крепким малым, закаленным в боях с чиканос — мексиканцами, которые в Аризоне просто обнаглели. Он бросился на отца и отшвырнул его от матери, которую тот бил ногами. И они сцепились друг с другом. На сей раз отец бился всерьез — но и он бился всерьез, он бил и бил эту ненавистную пьяную харю, от которой всегда исходило зловоние дешевого самогона, он бил не обращая внимание на боль, он бил чтобы отплатить за все — и вдруг отец дрогнул, и начал оседать на пол, жалко прикрывая руками в кровь разбитую

голову. А он остался стоить.

Приехавший по вызову соседей шериф только показал головой — но ничего не сделал и уехал. Репутация у Макса Родерика была неважной.

Отец умер через полгода. Только сейчас Стивен понимал, почему он умер: забитый жизнью, он не мог найти отдушины ни в чем и обрушивал всю свою злость на этот мир — на свою семью, на свою жену и своего сына потому что больше было не на кого. Как только стало невозможно покарать даже сына, как только сын стал сильнее его — злость начала копиться в нем, не имея выхода. И она сожрала его изнутри — как кислота.

Отца он не пожалел. Чтобы не видеть никого — ни мать, никого другого он пришел на вербовочный пункт морской пехоты. Как это там… хочешь повидать весь мир бесплатно — записывайся в КМП США.

Пришел он как раз вовремя. Америка все больше и больше увязала в иракской трясине. ТО, что виделось как быстрая операция о свержению ненавистного режима и установлению прогрессивной демократии превратилось в кровавую баню. Разведка не солгала — иракцы и в самом деле ненавидели Хусейна. Но как только Хусейна не стало — новым объектом ненависти стали американцы. А оружия в стране было столько, что им можно было вооружить каждого живущего в ней, от древнего старика и до грудного младенца — и еще осталось бы.

Родерик попал в страну «в самый разгар». Конец пятого года. Кровавые стычки шиитов и суннитов. Бомбы на дорогах. Снайперы в городах. Он сам собирал, своими рукам то что осталось от двух парней, с которыми он завтракал утром. Они потеряли бдительность при патрулировании — и какой-то пацан закатил в Хаммер гранату. Пацана успел и грохнуть- но своих то не вернешь.

Когда его ранило — во время прочесывания Садр-сити, его поймал иракский снайпер — его вывезли на лечение в Германию. Но он снова сбежал — на этот раз в Афганистан. Он был полным психом, так считали и его сослуживцы и его командование. Крепкий малый, в потертом камуфляже, с немигающими синими глазами, способный лежать на голых камнях несколько часов не шевелясь, способный в одиночку уйти в горы, кишащие духами для охоты за снайпером противника. Довольно быстро его зачислили в группу TRAP — группа поиска и спасения КМП США, которая на этой гребаной войне в горах вытаскивала из дерьма не только летчиков — но и всех, кто в это дерьмо умудрялся влипнуть. В Афганистане воевали странно — кто-то воевал, а кто-то и… Они же вытаскивали всех, часто под шквальным огнем с гор.

В седьмом он вернулся в Ирак — просто потому, что дольше служить в горячей точке не позволяли правила. В Ираке с каждым годом становилось все спокойнее и спокойнее, генералу Петреусу удалось договориться с самыми опасными террористами — с шиитами — об относительно мирном сосуществовании. Взрывы если и гремели — то от них теперь страдали преимущественно сами иракцы. Другой вопрос — что теперь появились города и зоны куда американцам лучше не заезжать, но это такая мелочь по сравнению с потоком гробов в страну.

А сейчас его насильно выпихнули в отпуск. Приказали вернуться в штаты — Корпусу морской пехоты нужны были инструкторы. Он не очень любил летать самолетами и отправился на Родину морем, со сменяющимся с боевого дежурства авианосцем. Когда же они подошли к родным берегам — то выяснилось что родины уже нет.

Его не так то пугал новый мир. За долгие годы проведенные на войне он стал фаталистом, и понимал что все равно — не сегодня так завтра. Не хотелось только становиться тварью — у них во взводе все уже договорились, кто и кого будет кончать если что. Это напоминало старинный самурайский ритуал. Когда самурай хотел сделать сеппуку — покончить с собой, он просил своего лучшего друга исполнить роль кайсяку. Это так и переводилось — друг-палач. Друг стоял за спиной с мечом, и если видел что его друг не может выносить боль — он отрубал ему голову. Это считалось высшим проявлением милосердия. А так — это был простой и жестокий мир, где нет места ООН, разным правозащитникам и прочей швали, которая так любила прибывать на место, после того, как все закончилось. В их взводе сержанта отдали под трибунал за пытки — но забыли разъяснить морпехам, а как иначе они должны были получить от пойманного на месте подрывника сведения о том, где он берет бомбы, от кого и кто еще в этом участвует. В этом мире было все просто и понятно — вот ты, вот товарищи, вот оружие. Рано или поздно они все равно очистят страну от тварей и будут как-то выстраивать новую жизнь.

Вертолет, в котором он был «хэвиганнером» или пулеметчиком бортовой установки GAU-8 был маленьким, вертким, довольно тряским. Морпехи в операциях поиска и спасения использовали старого доброго «Морского коня», отметившегося еще во Вьетнаме — а это был НН-60, вертолет ВВС для проникновения за линию фронта. Летчика он знал, еще с Афганистана — опытный, много повидавший вояка сразу ушел на предельно малую, развив скорость даже больше крейсерской. При таком полете ни гранатометчик, ни стрелок ПЗРК просто не успеют как следует прицелиться. Их задача — обследовать территорию — конкретно его — поразить цель, если таковая будет и если будет возможность ее поразить. Сам он, пока вертолет действовал в поисковом режиме, мало что мог видеть — его должен был навести на цель наблюдатель, сидевший в кабине рядом с летчиком…

— Зона поиска один. Вошли в зону.

— Принято, зона поиска один. Установить радиус сканирования, настроить сканирование под углом.

— Приступил к сканированию, радиус зоны поиска три точка четыре клика.

Самолет лег на бок, радар сканировал местность. Засветок было море…

— Тим у меня тут куча ложных целей. Каналы забиты.

— Принято, предложения?

— Сместиться на пару кликов восточнее. Там должно быть чисто.

— Принято, смещаюсь.

Картинка снова поплыла.

— Стрелок, это управление огнем, доложить о готовности.

— Сэр, орудия заряжены, боевой канал. Готовы открыть огонь. Все системы стабильны.

Потом подполковник Холак и сам не мог объяснить, что его привлекло в этой яхте. На самом деле — привлекло то, что она стояла не у сходен — а в стороне, отойдя от берега всего метра на три. Казалось бы — мелочь, но именно из этих мелочей все и складывается, и великие победы и великие поражения. Это расстояние нужно было, чтобы на яхту не перескочили одержимые. Те, кто обустроил здесь одну из передовых баз уже познакомились с ними, израсходовали немало патронов похоронили троих покусанных и взбесившихся товарищей и меры предосторожности против одержимых принимали.

— Тим, заходи на вираж. Цель — яхта, чуть левее от нас. Надо проверить. Свяжись с Ястребами пусть проверят…

— Всем ганнерам внимание. Спуки просит проверить яхты в марине. Огонь без команды.

— Я Ястреб-один, пошел на цель. Захожу левым бортом…

У Родерика никогда не было яхты, и он даже не знал, как это — плавать на море. Родителям было не до отпусков, а в Аризоне с водой было худо. Потом, в Кэмп-Леджун, на курсе подготовке с ним намучались — он единственный из всех не умел плавать совсем.