Генерал Алексеев
Шрифт:
Без особой любви относились “господа корнеты” и к скучной администрации. Однако все попытки не учить ее — были очень скоро прекращены талантливым преподавателем: он не ставил дурных отметок; никогда не издевался над беспомощно “плавающим” во время репетиций юнкером, а спокойно снова читал ему сжато и образно свою лекцию и умел заставить выучить все тут же на месте. Тетради наших практических упражнений (а их было не мало!) всегда носили следы упорной и усидчивой работы руководителя: мы получали их обратно исписанными четким почерком пометками красными чернилами со ссылками на статьи уставов и законов. Видно было искреннее желание научить нас, а не отбыть только номер. И эта добросовестность невольно заставляла
Прекрасный знаток техники военного дела, уставов, наставлений и проч., он и во время летних занятий по тактике также усердно и добросовестно учил нас и умел заинтересовать работой: он лично на местности проверял шагами размеры позиций, биваков и проч., учил не только “рассказом, но и показом”, подтверждая примерами из военной истории правильность того или другого решения. Поверки наших работ являлись живыми лекциями в поле, которые навсегда оставались в нашей памяти.
Его манера обращаться с юнкерами добродушно — насмешливая и доброжелательная, но вместе с тем чуждая всякого заигрывания и амикошонства, невольно внушала уважение и располагала к нему сердца молодежи; однако он умел быть строгим к лентяям и лодырям, но никогда не был жестоким и мстительным; достаточно было проявить хоть тень раскаяния и старания, и Михаил Васильевич быстро забывал свое неудовольствие на провинившегося и снова всей душой старался научить и передать юноше свои богатые познания, свое безупречно честное, добросовестное отношение к делу…
В Академию он пошел не на четвертом году службы, как значительное большинство офицеров Генерального штаба, а прослужив в строю скромного армейского пехотного полка больше десяти лет, ушел оттуда ротным командиром, имея уже хороший служебный и жизненный опыт.
Среднего роста, сухощавый, с живыми движениями, он был неутомимым ходоком, и “шикарные господа корнеты”, которых он беспощадно таскал за собой пешком по съемочному участку, выдумали про него даже анекдот, приписывая ему фразу, будто бы сказанную им в ответ на предложение эскадронного командира юнкеров дать ему лошадь для переезда на участок: “Нет, благодарю! Мне нужно скорее попасть туда — я пойду пешком!”
Строгий к себе в отношении своих обязанностей, он требовал того же и от юнкеров. И в результате — работы его партии оказывались всегда лучшими, и его ученики, забыв свое неудовольствие на пешую тренировку и суровое лишение таких удобств, как съемка на извозчике, переноска планшета и съемочных принадлежностей наемными мальчишками, приятный сон в кустах или флирт с дачницами в то время, как более старательный товарищ беспомощно “ловил горизонтали”, — все же впоследствии были глубоко благодарны подполковнику Алексееву за то, что он сумел научить их знанию и искусству, столь нужному в военном деле».
Подобное отношение к своим ученикам, конечно, нельзя назвать сухим, педантичным или тем более жестоким. Налицо вполне либеральный подход к воспитанникам. Невольно напрашивается вывод о «чересчур снисходительном» преподавателе, слабохарактерном и добродушном, чьими слабостями охотно пользуются будущие «господа корнеты». Так, наверное, и должно было быть, если исключить очевидную любовь к своему предмету, увлеченность им и стремление добиться, «донести» до каждого слушателя важность преподаваемой дисциплины (хотя бы она и казалась слишком «скучной»). Стремление к тому, чтобы учебный материал стал не просто понятным, но и осознанно важным для будущего офицера, желание добиться обязательного понимания выглядело действительно несколько странным в весьма специфичной среде юнкеров-аристократов. Тем более ценным становилось признание авторитета своего учителя. Главным среди педагогических методов Алексеева становилось понимание каждого ученика, а отнюдь не стремление возвыситься «в глазах» юнкеров и оправдать свои педагогические «комплексы» {10} .
Хотя в училище у Алексеева была «временная работа», вскоре преподавательский труд станет для него основным.
Но пока опережала штабная «карьера». 26 ноября 1890 г. последовало назначение на должность старшего адъютанта при штабе 1-го армейского корпуса, а с 31 мая 1894 г., накануне производства в чин подполковника (30 августа 1894 г.), — перевод в канцелярию Военно-учебного комитета Главного штаба на должность младшего делопроизводителя. Административная работа в штабе корпуса была достаточно хорошо известна ему, хотя и не вызывала большого энтузиазма из-за отсутствия творческой инициативы. «Бумажные дела» чередовались с полевыми выходами, лагерными сборами, преподавательской работой. Свой командный ценз Алексеев проходил в должности командира батальона Лейб-Гвардии Гренадерского полка (с 8 мая по 16 сентября 1899 г.).
Что же касается Военно-учебного комитета, то в нем, без преувеличения, начал формироваться стратегический талант Михаила Васильевича — то, что позднее станет своеобразным «стилем» его штабной работы. Здесь он, по собственному признанию, научился анализировать особенности ведения современной войны, учитывать сложность комплексной характеристики театра военных действий, технического оснащения противостоящих армий, наличия путей сообщения, фронтовых резервов, продовольственного снабжения. Именно ко времени работы Алексеева в Военно-учебном комитете наметились разработки будущих операций русских войск на западной границе, в частности — планы нанесения ударов по Австро-Венгрии через Галицию, Карпаты.
В Комитет регулярно поступала информация о численности армий европейских государств, их вооружении и обучении. Одним из направлений работы становилось изучение возможностей проведения операции но захвату черноморских проливов и «освобождению Константинополя» от «османского владычества». Все это тщательно изучалось и анализировалось штабными работниками, и все это стало в будущем основой оперативно-стратегических планов России накануне Второй Отечественной войны. В 1902 г., во время служебной командировки в Одесский военный округ, Михаил Васильевич присутствовал на окружных маневрах, проводившихся совместно с Черноморским флотом. Была проведена довольно сложная но тем временам операция — высадка десанта, при поддержке корабельной артиллерии. Однако Алексеев остался не вполне удовлетворен результатами учений, отмечая в отчете недостаточную оперативность десанта при погрузке и высадке, а также необходимость более смелых и точных действий командования, офицеров и матросов флота.
Успешно продолжалась и преподавательская деятельность Алексеева. С ноября 1893 г. он начал проводить занятия по уже привычному для него курсу тактики в Николаевской академии Генерального штаба. Более двадцати лет основным учебным пособием по этой дисциплине был учебник, написанный генералом Драгомировым, профессором кафедры тактики, являвшимся начальником Академии до 1889 г. Алексеев стремился по-новому, самостоятельно подойти к изложению материала и всегда отдавал предпочтение практике перед теорией.
В 90-е гг. обучение в Академии в очередной раз корректировалось. В учебный план, но инициативе генерал-майора Д.Ф. Масловского, был — «в виде опыта» — включен курс истории русского военного искусства. Хронологически лекции охватывали период с начала XVII века до середины XIX века включительно. Однако изучение последних по времени сражений Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. не проводилось, в частности, из-за порочного стремления академического руководства исключить возможную отрицательную критику лекторами действий еще здравствующих военачальников, участников боевых операций на Балканах.