Генерал без армии
Шрифт:
Потрепанные части Пятьдесят девятой армии дважды бросались в атаку с целью пробиться к окруженцам и всякий раз откатывались обратно, неся большие потери. Горлышко немцы закупорили на совесть.
Шубин лично наблюдал, как были расстреляны симулянты, уклонившиеся от участия в атаке. Парни притворились контужеными. Неподалеку взорвалась мина, и они воспользовались ситуацией. У них заплетались ноги, блуждали глаза. Когда к ним подбежали санинструкторы, эти герои стали жаловаться на головную боль, полную дезориентацию.
Их отвели в лазарет, осмотрели. На что рассчитывали эти умники? Подобную симуляцию военврачи выучили наизусть, даже медсестры ставили правильный диагноз.
Особый отдел не замедлил вмешаться. В госпиталь прибыл суровый лейтенант
Смотреть на это было неприятно. Солдаты отворачивались, многие лично знали этих ребят.
Особист был неумолим, зачитал приговор, тут же состряпанный им самим, поднял руку. Красноармейцы вскинули винтовки. Приговоренные умоляли до последнего, божились, что никогда больше себе такого не позволят. За мгновение до смерти один из них стал бешено креститься, забормотал молитву. Залп повалил обоих в овраг.
Подобные экзекуции проводились регулярно, но улучшить ситуацию не могли. На фронте воцарилось хрупкое затишье. В мешке регулярно что-то взрывалось, вспыхивали пожары. Видимо, там догорали последние деревушки. Вразумительных приказов из Ставки не поступало, как и резервов. Дни и ночи тянулись в дремучей тоске.
Взвод полковой пешей разведки состоял из девятнадцати человек. Было двадцать восемь. Шестеро погибли, трое с тяжелыми увечьями отправились в лазарет. Бойцов Глеб подбирал лично, руководствовался интуицией, которая его, как правило, не подводила.
Работы в последующие недели почти не было. Дивизия вела позиционную войну. В строю от начального состава осталось сорок процентов. Пополнения не шли, продукты и боеприпасы подвозились редко.
Задания оригинальностью не отличались. Несколько раз в ночное время разведчики подбирались к переднему краю, слушали разговоры немцев, определяли их огневые точки.
Подобные вылазки они терпеть не могли. Дорога неизменно шла через «долину смерти». Так бойцы прозвали открытый участок, где недавно прорывались части Второй Ударной армии. Иного пути просто не было, вся прочая местность плотно прикрывалась немцами. В темное время они запускали в небо осветительные ракеты.
Смердело человеческое месиво. Черви кишели в разлагающихся останках. На отдельных участках тела лежали в несколько слоев. Поле простреливалось насквозь. Разведчикам приходилось ползти до ближайшего перелеска по распухшим трупам. Они испускали тошнотворный запах разложения. Этот смрад неподвижно висел над полем, его не убивали ни ветер, ни время.
Иногда тут взрывались снаряды. Немцы стреляли для профилактики. Разведчикам приходилось прятаться под трупы, захлебываться рвотой. Почва вздрагивала от разрывов, мертвые тела приходили в движение, держали в своих объятиях.
После таких прогулок бойцы отмывались с особой тщательностью. Но вода не спасала. Наступил июль, самое жаркое время года. Тяжелый дух витал по всему району.
Утром седьмого июля в расположение взвода прибыл нарочный. Старшему лейтенанту Шубину предписывалось явиться к командиру полка.
В командирской землянке помимо подполковника Кашина и заместителя начальника штаба по разведке Соломина находился какой-то полковник с редкими волосами и сравнительно интеллигентным лицом.
Глеб вытянулся, насколько позволял низкий потолок.
– Товарищ подполковник, старший лейтенант Шубин по вашему приказанию…
– По моему приказанию ты прибыл, Шубин, – сказал незнакомый субъект, прищурился, смерил разведчика пристальным взглядом, подошел к нему и протянул руку. – Полковник Куприн, управление разведки Пятьдесят девятой армии. Присаживайся, старший лейтенант, разговор у нас будет обстоятельный.
Рукопожатие у полковника было средней тяжести, но особо изнеженным он не выглядел.
Глеб присел на табурет.
– Примерно таким я тебя и представлял, – сказал Куприн. – Наслышан, как с твоей помощью был уничтожен вражеский артполк, что позволило вывести из окружения часть людей. И не только об этом, Шубин. Про историю с Тридцать третьей армией тоже помню, так что соответствующий опыт имеешь. Ты многих наших тогда вывел. Ничего, что я к тебе на «ты»? Ладно, вопрос риторический, не отвечай. – Губы полковника дрогнули в вялой усмешке. – Мы хотим поручить тебе серьезное задание, думаем, что справишься. Смотри на карту, старший лейтенант.
Палец полковника заскользил по обмусоленной полевой карте. Масштаб у данного полиграфического изделия был крупный, центральное место занимал Любанский выступ, обведенный жирным карандашом. В землянке горели свечи, распространяя сладковатый запах воска.
Шубин всмотрелся в карту. Данные о котле, представленные на ней, явно устарели. Немцы сдавили кольцо. Что там творилось сейчас, только богу было ведомо.
– Колечко заметно сузилось. – Куприн словно прочитал его мысли. – Ты уже понял, старлей, что перед нами. Это район, куда нам практически невозможно попасть. Территория порядка сотни квадратных километров. Грубо говоря, квадрат со стороной в десять верст. Но правильной фигурой, как видишь, тут не пахнет, конфигурация извилистая и размытая. Клякса, одним словом. Что там сейчас происходит, мы не знаем, можем только догадываться. Немцы в болота не лезут, но пешие тропы ими наверняка истоптаны. Район уже две недели под их контролем. В деревнях сменилась власть, там орудуют полицаи из числа уголовников и прочих антисоветских элементов. В кольце осталось около двадцати тысяч наших солдат. Сейчас, видимо, меньше. Одни в плен попали, другие погибли. Не удивлюсь, если узнаю, что немцы регулярно устраивают облавы. В окружении остался штаб генерал-лейтенанта Власова Андрея Андреевича. Где он теперь находится, нам неизвестно. В штабе многие погибли, пропали без вести, но мы знаем, что перед последним прорывом он работал, пусть и в урезанном виде. Были живы начальник штаба полковник Виноградов, заместитель командарма генерал-майор Алферьев, начальник связи армии генерал-майор Афанасьев, а также многие другие. Действовали комдивы и комбриги. Впоследствии все смешалось, сам знаешь.
– Разрешите вопрос, товарищ полковник. – Шубин уже догадывался, к чему клонил Куприн. – Мы две недели не имеем сведений о событиях, происходящих в котле. Трудно об этом говорить, за это время генерал-лейтенант Власов мог погибнуть, покончить с собой, попасть в плен.
– Осторожнее, старлей! – проворчал комполка Кашин.
– Нет, все в порядке, Иван Матвеевич, – отмахнулся Куприн. – Шубин прав, могло случиться всякое. К тому же он имеет фундаментальные знания о том, что происходит в подобных котлах. – Куприн криво усмехнулся. – Все это могло иметь место, но маловероятно. О захвате штаба армии мы узнали бы по своим каналам. Внешняя разведка у нас работает, и, надо признаться, весьма неплохо. То же касается товарища Власова. В случае его уничтожения или пленения немцы непременно раструбили бы об этом. Им нет смысла утаивать эти сведения. Напротив, прекрасный пропагандистский ход. Но пока тихо. Та же история и со штабом. Немцы сообщили бы о любом захваченном генерале. Но тоже молчок. Они твердят об уничтожении Второй Ударной армии, что в принципе недалеко от истины, о том, что положение русских почти катастрофическое, о том, что советские солдаты и офицеры тысячами сдаются в плен. Обычная пропагандистская шелуха. Есть серьезные основания предполагать, что генерал Власов жив и не в плену. Тебе, товарищ Шубин, поручается сформировать группу, отправиться внутрь котла, найти генерала Власова и вывести его в наше расположение. Если удастся, прихватить и остальных штабных работников. Это очень ответственное поручение. Справишься? Я должен тебе рассказывать, кто такой генерал Власов, как относится к нему товарищ Сталин, что произойдет, если немцы возьмут его в плен и предъявят всему миру?