Генерал-фельдмаршал светлейший князь М. С. Воронцов
Шрифт:
Таким образом, общие потери Русского оккупационного корпуса (с учетом возвращенных бежавших) с 1 сентября 1815 г. по 20 декабря 1818 г. достигли 917 человек, что означает примерно 3 % от общего состава военнослужащих. Количество дезертиров в Русском корпусе при выводе наших войск из Франции оказалось значительно меньше предполагавшегося командованием. И это при том, что в корпусе были оставлены, согласно приговору суда, 130 дезертиров основной армии.
Таким образом, М.С. Воронцову удалось наладить в корпусе дисциплину, от которой во многом зависела военная подготовка.
Одной из сложнейших задач, которые должен был решать М.С. Воронцов на посту командующего Русским оккупационным корпусом во Франции, было сохранение на должном уровне боеспособности вверенных ему войск.
Решение данной проблемы осложнялось следующими обстоятельствами: обе пехотные дивизии (9-я и 12-я) находились долгое время в Молдавии, а 12-я дивизия, после шести лет пребывания там, прямо вступила в Отечественную войну, поэтому на поведении солдат, их отношении к службе не могла не сказаться многолетняя усталость. С другой стороны, после изнурительных, напряженных кампаний последних лет солдаты и офицеры оставались на территории бывшего враждебного государства сроком на несколько лет теперь уже в состоянии мира, в краю достаточно изобильном и, как указывает М.С. Воронцов, не располагающем к серьезным занятиям. Все это повлияло на отношение военных к дисциплине, субординации и военным занятиям. Необходимо отметить, что во время смотра под Вертю в августе 1815 г. Император Александр Павлович хотя и высказал одобрение 12-й пехотной дивизии за шаг, одновременно отметил целый ряд недостатков в выправке солдат обеих дивизий [308] .
308
РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2164, л. 10.
В докладной записке на имя Императора, после смотра войск под Вертю, М.С. Воронцов уведомляет, что полковые командиры в обучении нижних чинов соблюдали все предписания воинского устава, и командующий сожалеет, что Император не смог наблюдать отдельно батальон, чтобы убедиться в достигнутом успехе полковых и батальонных командиров, уделявших с самого начала пребывания корпуса во Франции много внимания строевой подготовке.
М.С. Воронцов периодически проводил линейные учения и маневры в своем корпусе и лично присутствовал на них. 6 января 1816 г. первую благодарность получил Курляндский полк за смотр и маневры в присутствии Веллингтона, в октябре предыдущего года при этом положительно были отмечены все полки 3-й драгунской дивизии, во время смотра 1816 г. при Ретеле и при Рокруа Курляндский полк был вновь удостоен наивысшей похвалы командования.
В марте 1818 г. в присутствии Великого Князя Николая Павловича состоялись маневры русских войск, причем национальная гвардия Мобежа стояла под ружьем вместе с нашими частями. Николай Павлович благодарил командование за состояние войск и, судя по отзывам современников, остался доволен увиденным.
В тот же вечер М.С. Воронцов дал бал августейшему брату Императора, окна Мобежа украсились русскими и французскими флагами, собрались все офицеры корпуса и представители высшего общества Шампани.
29 сентября 1817 г. Веллингтон произвел смотр Русского корпуса. В приказе М.С. Воронцова после этих учений сказано: «Приятнейшим долгом имею изъявить мою истинную и душевную признательность гг. начальникам и вообще всем чинам за совершенный порядок, устройство всех частей и за отличное исполнение всех движений в маневре». Главнокомандующий герцог Веллингтон поручил М.С. Воронцову «объявить всему корпусу, сколь он доволен состоянием, в коем нашел русские войска, устройством и скоростью всех движений.
Во время этих учений пехота и артиллерия корпуса, маршируя колоннами, прошла более 15 верст по пахотным полям, с тремя переправами, по тогда же сделанным мостам, выполняя к тому же во время марша атаки. Причем Смоленский драгунский полк, спешившись, сделал и пешую атаку, в целом же кавалерия два раза ходила в обход, сперва восемь, а потом шесть верст, рысью и несколько раз выполняла атаку. Несмотря на трудный переход, войска завершили учения церемониальным маршем перед герцогом, словно не было позади описанных маневров. В специальном приказе по корпусу от 30 сентября 1817 г. (№ 48) М.С. Воронцов отметил: „Имев честь представить корпус войск, столь способный, как для смотра, так и для войны, знаменитому начальнику нашему и прибывшим с ним разных служб генералам, чувствуя в полной мере, сколь лестно для меня служить с почтенными товарищами моими“ [309] .
309
Годунов В.И. Указ. соч. С. 164.
Таким образом в течение 1816–1817 гг. во время большого смотра в Русском корпусе М.С. Воронцов удостоился одобрения за его состояние Великого Князя Николая Павловича и главнокомандующего герцога Веллингтона.
Но, несмотря на это, отношение официальных властей Петербурга к деятельности М.С. Воронцова во Франции было далеко не однозначно. „Твои дела хорошо идут, ибо ты почитаем, уважаем и завидуем: последнее не меньшое обстоятельство здесь (в Петербурге), следственно, и неприятелей у тебя много: они нападают на учреждение твое. Но мне кажется, любимым быть подчиненными есть первое благополучие в свете, а ты его сыскал“, — сообщал в 1817 г. своему другу И.Ф. Паскевич, который с 1817-го по 1819 г. сопровождал Великого Князя Михаила Павловича в его путешествии по России и Западной Европе [310] .
310
Щербатов А. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич. Его жизнь и деятельность. Т. 1, СПб, 1888. С. 336.
В приказе от 15 июня 1816 г. М.С. Воронцов с большим удовольствием отмечает положение, в котором он нашел 3-ю драгунскую дивизию, располагавшуюся в окрестностях Ретеля. Он отмечает выправку людей, порядок и знание в маневрах, особенно скорость, живость и дух, „без коих один порядок, — как отмечает М.С. Воронцов, — не что иное, как педантство, и которое при оном будут непобедимы“ [311] .
М.С. Воронцов обещает принять все зависящие от него меры, чтобы доставить в дивизию лучшее оружие по сравнению с имеющимся, о чем доложил Императору. Во время маневров М.С. Воронцов старался „приучать войска к одинаковому шагу, к равнению и соблюдению дистанции между батальонами, каковы бы сии дистанции и были, то есть целое, половинное и так далее, и к скорому и точному исполнению всех перемен линии и дирекции во все стороны на марше и на месте“ [312] . Необходимость столь подробного описания деталей строевой подготовки становится понятной, если учитывать особое отношение к ней Императора, Великих Князей и всей русской армии.
311
Приказы… М.С. Воронцова. С. 187.
312
РГАДА, ф. 1261, оп. 1, ед. хр. 2164, л. 10.
И.Ф. Паскевич (1782–1856), как и М.С. Воронцов, начал службу в Преображенском полку, а затем принимал участие в русско-турецкой войне. По отзывам современников, М.С. Воронцов и И.Ф. Паскевич принадлежали к числу самых уважаемых военачальников русской армии начала века. Паскевич, как и Воронцов, „сколько мог боролся против немецкого превращения солдат в машины“ [313] .
И.Ф. Паскевич требовал соблюдения строгой дисциплины среди своих подчиненных, но был против „акробатства“ с носками и коленками своих солдат. В результате этих требований, считал Паскевич, армия не выиграла и, потеряв офицеров, осталась с экзерцицмейстерами. По его словам, Барклай-де-Толли преследовал старых солдат и офицеров, неспособных к „акробатству“ [314] . Вероятно, в этом кроется одна из причин желания опытных военнослужащих служить под началом М.С. Воронцова, не занимавшегося муштрой своих подчиненных. В своих воспоминаниях Паскевич писал даже, что, „правду сказать, граф Воронцов весь свой век пренебрегал образованием войск, полагаясь исключительно на храбрость и расторопность русского солдата, которые считал его врожденными качествами“ [315] .
313
Из записок фельдмаршала князя Паскевича // Русский архив. 1889. Кн 1. С. 418.
314
Щербатов А. Указ. соч. С. 259.
315
Там же. С. 336.
Подобное отношение к строевой подготовке не могло не вызвать в России неодобрения у представителей высшего военного командования. И не случайно путешествующий по Европе Великий Князь Михаил Павлович получил приказ Императора осмотреть корпус Воронцова и написать о его состоянии. Паскевич в письме Воронцову особо подчеркивал, что Великий Князь очень хорошо „знает всю экзерцицию“ [316] .
За четыре дня до приезда Великого Князя фельдъегерь привез М.С. Воронцову письмо от Паскевича, в котором тот указывал дату его прибытия — в воскресенье 19 (31) мая — и что во вторник будет общий смотр [317] . Накануне смотра Паскевич опасался не только плохой аттестации корпуса, но и грубого выпада Великого Князя по отношению к М.С. Воронцову. Паскевич решился воздействовать на Великого Князя. „Я видел беду, — пишет он, — ибо в корпусе не было той выучки, которая в наших войсках в то время строго требовалась. Я принужден был принять свои меры“ [318] .
316
Там же. С. 335–336.
317
Там же. С. 337.
318
Щербатов А. Указ. соч. С. 338.