Генерал Иван Георгиевич Эрдели. Страницы истории Белого движения на Юге России
Шрифт:
Однако генерал на следующий день не уехал, и все получилось не так, как он загадал.
Отраженные в дневнике бытовые и пищевые пристрастия человека сами по себе способны многое рассказать о нем и его среде. Эрдели такой же большой аккуратист, что и Мара. Он садился за дела обычно после тщательного утреннего туалета:
«…Умылся, оделся с ног до головы в чистое, вычистил сапоги, платье, побрился… привел в порядок свои вещи и теперь вот сел писать тебе» [79] .
79
Там же. Л. 65.
Необходимость
80
Там же. Л. 23.
«Спал плохо. Было холодно, ноги мерзли, но это ничего. Сейчас попили чайку с балыком и хлебом. Пойду скоро мыться соленой водой с моря. На дворе свежо, солнца нет, но все-таки пахнет весной. <…> Вымылся холодной водой, холодная, живительная» (1.03.1919) [81] .
Но ненастная погода ненадолго отучила его от подобных бодрящих моционов. И через два дня он записал в дневнике:
«Только что встал, вымылся хорошенько после двух ночей не раздеваясь в лодке» [82] .
81
Там же. Л. 41.
82
Там же. Л. 47.
Особо пристальное внимание генерала к этой стороне уклада жизни вызвало ряд замечаний в отношении чистоты и гигиены быта:
«Вчера выстирали мне белье, и сейчас в комнате баба [его] гладит, за перегородкой отчаянно кричит ребенок, пахнет чадом, пол грязный, нанесена грязь с улицы, на дворе дождь – неприглядно. Почки болят. Ну да человек ко всему привыкает» (18.03.1918) [83] .
В Порт-Петровске сырой, холодный, грязный и неуютный номер в когда-то лучшей гостинице города пугает его своей кроватью:
83
Там же. Л. 105.
«Кровать хорошая, но, вероятно, с клопами. Для Захара, слуги Обломова (Гончарова) клоп мил: как же быть без клопа, с клопом и спится теплее. Ну а по-теперешнему времени клопы, вши и т. д. заразители сыпным тифом и просто страшны» [84] .
У него сформировался определенный суточный ритм жизни, который нарушался только по причинам чрезвычайного характера, и при всякой возможности им точно соблюдался: отход ко сну в 11 часов вечера, подъем – в 8 часов утра.
84
Там же. Л. 31.
В 1918 году 21 мая, в день св. Елены и Константина, он попал к праздничному столу хозяина квартиры – священника. Его дочь Елена была именинницей. К завтраку подали мясной пирог, но он отказался, предпочтя хлеб с маслом. Спросили, почему не ест, ответил:
«…Не привык с утра накидываться на мясо, с детства привык есть иначе, ведь я… чистокровный буржуй, и хоть гроша медного теперь за душой нет, но привычки, вкусы – все буржуйское, и с этим умру, и менять не хочу, не могу и не умею. Родился дворянином и барином, таким жил и таким останусь и умру» [85] .
85
Там же. Л. 165.
В этом отрывке примечательно использование им большевистского глоссария, слов «буржуй», «буржуйский», в том значении и контексте, что и распропагандированная масса. В этом замечен и другой первопоходец – А. Моллер. Во второй фазе похода, когда изменилось отношение к добровольцам большей части населения, они окунулись в когда-то привычный мир бытового комфорта, который с долей иронии стали именовать «буржуйским»:
«Стоял в буржуйском доме какого-то мелкого земельного чиновника. Отлично сервировали нам чай с закуской…» (Моллер А., ст. Павловская, 27.04.1918) [86] .
86
ЦДНИКК. Ф. 2830. Оп. 1. Д. 958. Л. 6.
«День разобран по-буржуйски: баня, всенощная, ужин в гостях и чай с медом» (Эрдели И., 2.05.1918) [87] .
Приглашение в компанию офицера-кубанца и сестры милосердия пить чай с медом прокомментировано генералом Эрдели достаточно иронично. Это время 1-го Кубанского похода. Год назад такое предложение не было бы сделано, да и не было бы для него соблазнительным. По-видимому, прошло недостаточно времени, чтобы Иван Георгиевич радикально поменял свои привычки. В июле 1918 года он, обычно равнодушный к еде, записал в свою тетрадку: «Одна радость в жизни осталась – хорошо поесть. Какая радость и удовольствие – свежий хлеб с сахаром и чай с молоком» [88] . Но через год подвижки в его поведении уже очевидны. В Порт-Петровске, находясь на довольно скудном рационе, он вспоминал гостеприимство своих бакинских друзей Леонтовичей и Байковых, как было вкусно у них за столом, и замечал в связи с этим: «…Что-то стал очень ценить всякие вкусности, чего раньше не замечал за собой» [89] .
87
ЦДНИРО. Ф. 12. Оп. 3. Д. 1312. Л. 157.
88
Там же. Л. 221.
89
Там же. Л. 52.
Он практически трезвенник, отказывался от коньяка, даже если было сыро и холодно. Так он берег свое здоровье для России и для близких. Но потом при сильных нервных перегрузках стал курить, скручивая из бумаги папиросы. Он записал: «Куришь – и легче». И иногда ему уже хочется вина [90] .
90
Там же. Л. 163.