Генерал СС
Шрифт:
Легионер воевал почти во всех французских колониях. Он был прирожденным солдатом. Не таким фанатичным, как Хайде, но более выносливым и интуитивно реагирующим. Ему было все равно, где воевать и с кем. Война была его работой, и он повсюду выполнял ее с угрюмой деловитостью. Душой он все еще пребывал во Франции, в Иностранном легионе, но не видел ничего необычного и в сражении за Гитлера под Сталинградом. Был сдержанным и независимым, бесстрастным, но не бесчувственным, безжалостным и надежным. Хайде приводил в порядок мундир, Легионер проверял
Генерал неожиданно появился и гневно подошел к нам широким шагом.
— Встать! Чего разлеглись? Кто вам разрешил отдыхать? — Повернулся и свирепо взглянул на Порту. — Не думай, что я забыл твое поведение… бегство перед лицом противника! Разберусь с тобой позже. — И отступил назад. — Это относится и ко всем вам! — выкрикнул он. — Такого позорного проявления коллективной трусости я еще не видел. Оно не останется безнаказанным!
Русские танки скрылись, поднявшийся ветер выл у нас в ушах, заглушая удалявшийся шум моторов. Генерал поднял нас. Мы разделили между собой то оружие, какое у нас было, и устало стояли на ноющих ногах. Генерал выкрикнул приказ построиться в одну шеренгу и всем командирам отделений выйти вперед. Кто-то громко, язвительно хохотнул.
— Командиры отделений! Он думает, их много осталось? Чертов мясник!
Наступила тишина. От нервозности у меня возникло желание заорать по-ослиному. Малыш громко засмеялся, генерал тут же подошел к нему и схватил за воротник.
— Это ты сказал? — Выхватил пистолет и ткнул Малыша в грудь. — Признавайся или стреляю! Даю три секунды… один… два…
— Оставьте его! Это я!
Из строя вышел унтер-офицер и подошел к разъяренному генералу. Голова и шея его были в окровавленных, грязных бинтах. Одна ладонь была изуродована, кости пальцев загнулись внутрь, плоть сгорела. Все его отделение было уничтожено русскими огнеметами. Он вызывающе встал перед генералом.
— Чертов мясник! — твердо повторил он. — Все вы, генералы, мясники…
Унтер-офицер упал от сильного удара по губам. Шатаясь, поднялся и схватился уцелевшей рукой за револьвер. Но прежде чем успел его выхватить, генерал всадил ему пулю в висок.
— Пусть это будет уроком! — И резко повернулся опять к Малышу. — С тобой разберусь позже. Я уже давно приглядываюсь к тебе. Ты смутьян, трус и неспособен быть солдатом — Он свирепо взглянул на Малыша, провоцируя его раскрыть рот, а Малыш с идиотским выражением смотрел прямо перед собой. — Ладно! — Генерал спрятал пистолет. — Найди добровольца, вернись и посмотри, нет ли там уцелевших. Присоединитесь к нам в Гумраке. И смотри, выполни задание как следует… Имей в виду, я уже не упущу тебя из виду!
Генерал ушел. Малыш тут же повернулся ко мне.
— Ты доброволец.
— Пошел знаешь куда? — возмутился я. — Я рта не раскрывал!
— Ну и что? Он велел найти добровольца, ты слышал…
— Я не тот, кто тебе нужен!
Малыш сощурился.
— Отказываешься выполнять приказание?
— Отказываюсь вызываться добровольцем.
Наступила пауза. Малыш предпринял новую попытку.
— Я приказываю тебе вызваться добровольцем.
— Ладно же, — ответил я. — Раз так, отказываюсь выполнять приказ.
Малыш сделал глубокий вдох.
— Я скажу генералу. Скажу, что нашел добровольца, но доброволец отказывается идти, а это отказ повиноваться приказаниям, мне все равно, как ты считаешь, это прямой отказ… Видел, что только что произошло с этим парнем, так ведь? То же произойдет и с тобой, когда я скажу генералу, что ты отказался идти добровольцем, когда я сказал, что должен пойти, хотя он только что приказал мне найти добровольца…
— Да заткнись ты! — выкрикнул я. — Черт с тобой, иду!
Малыш заколебался.
— Значит, вызываешься пойти со мной, посмотреть, есть ли уцелевшие?
— Только под нажимом.
— Ну и ладно. Главное, что идешь по доброй воле… Ну, пошли.
Тут вмешался Порта, он топтался поблизости, ожидая, чем кончится разговор.
— И захватите мою кровать, ладно? — небрежно попросил он. — Мы отходили в такой спешке, что я оставил ее. Думаю, она все еще там.
Порта измучил всех, таская кровать за собой. Даже генерал не смог заставить Порту ее бросить.
— Лично у меня, — с достоинством сказал я, — нет ни малейшего желания тащить кровать до Гумрака. Пошел ты вместе с ней!
— Да, у меня тоже, — подхватил Малыш. — Вы, берлинцы, — с неприязнью обратился он к Порте, — слишком уж заноситесь. Дальше некуда. Вам надо спуститься на землю, ко всем остальным.
— Я не могу отказаться от того, к чему привык за всю жизнь, — запротестовал Порта. — Мы спали в кроватях. Не знаю, как вы там в провинции, но мы в Берлине привыкли ко всем удобствам жизни.
— В провинции? — возмутился Малыш. — Я живу не в провинции! У нас в городе есть даже оперный театр, чтоб ты знал!
— Оперный театр! — усмехнулся Порта. — Скорее глинобитная лачуга для крестьян!
Мы расстались очень озлобленными друг на друга. Малыш ринулся в снег, крикнув, чтобы я следовал за ним. Шел он так быстро, что я не мог угнаться, но стоило мне остановиться, чтобы перевести дыхание, Малыш всякий раз дергал меня вперед за плечо и подгонял пинком в зад.
— Пошевеливайся, чертов швед!
— Датчанин! — выкрикнул я.
— Какая разница?
Для Малыша не было никакой. Шведы, датчане — все едино. И в тех обстоятельствах вряд ли имело смысл спорить.
Уцелевших, разумеется, не было. Мы нашли в истоптанном снегу лишь несколько окровавленных трупов, потерявших человеческий облик. Даже пресловутая кровать была разломана.
— Пошли обратно, — с беспокойством сказал я. — Пока нас не засекли русские.
— Ладно, ладно, не будь таким нетерпеливым! Я шел сюда не напрасно. И с пустыми руками не уйду.