Generation «П»
Шрифт:
– А ее смерть стала хромым псом с пятью лапами, который должен вечно спать в одной далекой стране на севере. Ты, наверно, уже догадался, где именно. Вон он справа, видишь? Нога вместо хуя. Не дай Бог такую во дворе повстречать.
– А как эту собаку зовут? – спросил Татарский.
– Хороший вопрос. Я, если честно, и не знаю. А чего ты спрашиваешь?
– А я читал что-то похожее. В статье из университетского сборника.
– А что именно?
– Долго рассказывать, – ответил Татарский. – Я всего и не помню.
– Про что статья-то? Про нашу контору?
Татарский догадался, что начальство шутит.
– Нет, – сказал он. – Про русский мат. Там было написано, что матерные слова стали ругательствами только при христианстве, а раньше у них был совсем другой смысл и они обозначали невероятно древних языческих богов. И среди этих богов был такой хромой пес Пиздец с пятью лапами. В древних грамотах его обозначали большой буквой «П» с двумя запятыми. По преданию, он спит где-то в снегах, и, пока он спит, жизнь идет более-менее нормально. А когда он просыпается, он наступает. И поэтому у нас земля не родит, Ельцин президент и так далее. Про Ельцина они, понятно, не в курсе, а так все очень похоже. И еще было написано, что самое близкое понятие, которое существует в современной русской культуре, – это детская идиома «Гамовер». От английского «Game Over».
– Да по-английски-то я понял, – сказал Азадовский, – не дурак. Я не понял, кому этот пиздец наступает?
– Не то чтобы кому-то или чему-то, а всему. Поэтому, наверно, остальные боги и вмешались. Я специально спросил, как эту собаку звали, – думал, может быть, это транскультурный архетип. А как богиню зовут?
– Ее никак не зовут, – перебил голос сзади, и Татарский обернулся.
В дверях стоял Фарсук Сейфуль-Фарсейкин. Он был одет в длинный серый плащ с капюшоном, из-под которого поблескивала золотая маска, и Татарский узнал его только по голосу.
– Ее никак не зовут, – повторил Сейфуль-Фарсейкин, входя в комнату. – Когда-то давно ее звали Иштар, но с тех пор ее имя много раз менялось. Знаешь такой брэнд – No Name? И по хромой собачке та же картина. А все остальное ты правильно сказал.
– Во, давай ты, Фарсук, поговори с ним, – сказал Азадовский, – а то он и без нас все знает.
– Что это ты, интересно, знаешь? – спросил Фарсейкин.
– Так, – ответил Татарский, – мелочи. Вот, например, этот зубчатый знак в центре плиты. Я знаю его смысл.
– И какой же этот смысл?
– «Быстро» по-древнеегипетски.
Фарсейскин засмеялся.
– Да, – сказал он, – нестандартно. Обычно новые члены думают, что это шоколад «М&М». На самом деле это символ, указывающий на одно очень древнее и довольно туманное изречение. Все древние языки, в которых оно существовало, давно мертвы, и на русский его даже сложно перевести – нет соответствующих глосс. Зато в английском ему точно соответствует фраза Маршалла Мак-Лухана «The medium is the message» [36] . Поэтому мы расшифровываем этот знак как две соединенных буквы «М». То есть не только мы, конечно, – такие алтари «Силикон Графикс» поставляет вместе с рендер-серверами.
36
»Посредник – это послание» (англ.).
– Так эта плита не настоящая?
– Почему. Самая настоящая, – ответил Фарсейкин. – Базальт, три тысячи лет. Можешь потрогать. Я, правда, не уверен, что этот рисунок всегда значил то, что он значит сейчас.
– А что это за росянка между богиней и псом?
– Это не росянка. Это дерево жизни. Еще это символ великой богини, потому что одна из ее ипостасей – дерево с тремя корнями, которое расцветает в наших душах. У этого дерева тоже есть имя, но его узнают только на самых высоких стадиях посвящения в нашем обществе.
– А что это за общество? – спросил Татарский. – Чем занимаются его члены?
– Можно подумать, ты не знаешь. Ты уже сколько времени у нас работаешь? Вот всем этим его члены и занимаются.
– Как оно называется?
– Когда-то давно оно называлось Гильдией Халдеев, – ответил Фарсейкин. – Но так его называли те, кто в нем не состоял, а только про него слышал. Мы сами называем его Обществом Садовников, потому что наша задача – пестовать священное дерево, которое дает жизнь великой богине.
– Давно это общество существует?
– Очень давно. Говорят, что оно действовало еще в Атлантиде, но мы для простоты считаем, что оно пришло из Вавилона в Египет, а оттуда – к нам.
Татарский поправил сползшую с лица маску.
– Понятно, – сказал он. – Оно что, занималось строительством Вавилонской башни?
– Нет. Вовсе нет. Мы не строительная контора. Мы просто слуги великой богини. Если пользоваться твоей терминологией, мы следим, чтобы Пиздец не проснулся и не наступил, это ты правильно понял. Я думаю, ты понимаешь, что в России на нас лежит особая ответственность. Пес спит именно здесь.
– А где именно?
– Повсюду, – ответил Фарсейкин. – Когда говорят, что он спит в снегах, – это метафора. А то, что несколько раз в этом веке он почти просыпался, – уже нет.
– Так чего же нам все время частоту опускают?
Фарсейкин развел руками.
– Человеческое легкомыслие, – сказал он, подходя к алтарю и снимая с него золотую чашу. – Сиюминутные расчеты, близоруко понятая конъюнктура. Но до конца нам ее никогда не опустят, не бойся. За этим тщательно следят. А сейчас, если ты не возражаешь, перейдем к ритуалу.
Приблизившись к Татарскому, он положил руку ему на плечо.
– Встань на колени и сними маску.
Татарский послушно опустился на пол и снял маску с лица. Фарсейкин окунул палец в чашу и провел на лбу Татарского мокрый зигзаг.
– Ты есть посредник, и ты есть послание, – сказал он, – и Татарский понял, что линия на его лбу – сдвоенная «М».
– Что это за жидкость? – спросил он.
– Собачья кровь. Символику, надеюсь, не надо объяснять? – Нет, – сказал Татарский, поднимаясь с пола. – Не дурак, читал кое-что. Что дальше?