Гениальный безумец(изд.1993)
Шрифт:
Индеец осмотрелся. Они находились на небольшом дворе, вымощенном широкими каменными плитами. Этот двор был обнесен с одной стороны высокой наружной стеною, а с другой — стеною пониже, отгораживавшей двор от внутренней части усадьбы. Ни травы, ни кустика зелени — настоящий тюремный двор. В углу двора, у ворот второй стены, стоял белый дом с большими, широкими окнами. Возле дома на земле расположились индейцы — мужчины и женщины. Многие были с детьми.
Почти все дети выглядели совершенно здоровыми. Одни из них играли ракушками в «чет и нечет», другие беззвучно боролись,— старый негр
Старый индеец покорно опустился на землю в тени дома и начал дуть в неподвижное, посиневшее лицо ребенка. Возле индейца сидела старая индианка с опухшей ногой. Она посмотрела на ребенка, лежавшего на коленях индейца, спросила:
– Дочь?
– Внучка,— ответил индеец.
Покачав головой, старуха сказала:
– Болотный дух вошел в твою внучку. Но он сильнее злых духов. Он изгонит болотного духа, и твоя внучка будет здорова.
Индеец утвердительно кивнул головой.
Негр в белом халате обошел больных, посмотрел на ребенка индейца и указал на дверь дома.
Индеец вошел в большую комнату с полом из каменных плит. Посреди комнаты стоял узкий длинный стол, покрытый белой простыней. Открылась вторая дверь, с матовыми стеклами, и в комнату вошел доктор Сальватор, в белом халате, высокий, широкоплечий, смуглый. Кроме черных бровей и ресниц, на голове Сальватора не было ни одного волоска. По-видимому, он брил голову постоянно, так как кожа на голове загорела так же сильно, как и на лице. Довольно большой нос с горбинкой, несколько выдающийся, острый подбородок и плотно сжатые губы придавали лицу жестокое и даже хищное выражение. Карие глаза смотрели холодно. Под этим взглядом индейцу стало не по себе.
Индеец низко поклонился и протянул ребенка. Сальватор быстрым, уверенным и в то же время осторожным движением взял больную девочку из рук индейца, развернул тряпки, в которые был завернут ребенок, и бросил их в угол комнаты, ловко попав в стоявший там ящик. Индеец заковылял к ящику, желая взять оттуда лохмотья, но Сальватор строго остановил его:
– Оставь, не трогай!
Затем положил девочку на стол и наклонился над нею. Он стал в профиль к индейцу. И индейцу вдруг показалось, что это не доктор, а кондор наклонился над маленькой птичкой. Сальватор начал прощупывать пальцами опухоль на горле ребенка. Эти пальцы также поразили индейца. Это были длинные, необычайно подвижные пальцы. Казалось, они могли сгибаться в суставах не только вниз, но и вбок и даже вверх. Далеко не робкий индеец старался не поддаться тому страху, который внушал ему этот непонятный человек.
– Прекрасно. Великолепно,— говорил Сальватор, как будто любуясь опухолью и ощупывая ее пальцами.
Окончив осмотр, Сальватор повернул лицо к индейцу и сказал:
– Сейчас новолуние. Приходи через месяц, в следующее новолуние, и ты получишь свою девочку здоровой.
Он унес ребенка за стеклянную дверь, где находилась ванная, операционная и палата для больных.
А негр уже вводил в приемную комнату новую пациентку — старуху с больной ногой.
Индеец низко поклонился стеклянной двери, закрывшейся за Сальватором, и вышел.
Ровно через двадцать восемь дней открылась та же стеклянная дверь.
В дверях стояла девочка в новом платьице, здоровая, румяная. Она пугливо глядела на дедушку. Индеец бросился к ней, схватил на руки, расцеловал, осмотрел горло. От опухоли не осталось следа. Только небольшой, едва заметный красноватый шрам напоминал об операции.
Девочка отталкивала дедушку руками и даже вскрикнула, когда он, поцеловав, уколол ее давно не бритым подбородком. Пришлось спустить ее с рук на пол. Следом за девочкой вошел Сальватор. Теперь доктор даже улыбнулся и, потрепав головку девочки, сказал:
– Ну, получай свою девочку. Ты вовремя принес ее. Еще несколько часов, и даже я не в силах был бы вернуть ей жизнь.
Лицо старого индейца покрылось морщинами, губы задергались, из глаз полились слезы. Он вновь приподнял девочку, прижал ее к груди, упал на колени перед Сальватором и прерывающимся от слез голосом сказал:
– Вы спасли жизнь моей внучки. Что может предложить вам в награду бедный индеец, кроме своей жизни?
– На что мне твоя жизнь? — удивился Сальватор.
– Я стар, но еще силен, — продолжал индеец, не поднимаясь с пола. — Я отнесу внучку к матери — моей дочери — и вернусь к вам. Я хочу отдать вам весь свой остаток жизни за то добро, которое вы сделали. Я буду служить вам, как собака. Прошу вас, не откажите мне в этой милости.
Сальватор задумался.
Он очень неохотно и осторожно брал новых слуг. Хотя работа нашлась бы. Да и немало работы. — Джим не справляется в саду. Этот индеец кажется человеком подходящим, хотя доктор предпочел бы негра.
– Ты даришь мне жизнь и просишь, как о милости, принять твой подарок. Хорошо. Будь по-твоему. Когда ты можешь прийти?
– Еще не окончится первая четверть луны, как я буду здесь, — сказал индеец, целуя край халата Сальватора.
– Как твое имя?
– Мое?..Кристо—Христофор.
– Иди, Кристо. Я буду ждать тебя.
– Пойдем, внучка! — обратился Кристо к девочке и снова подхватил ее на руки.
Девочка заплакала. Кристо поспешил уйти.
Чудесный сад
Когда Кристо явился через неделю, доктор Сальватор сосредоточенно посмотрел ему в глаза и сказал:
– Слушай внимательно, Кристо. Я беру тебя на службу. Ты будешь получать готовый стол и хорошее жалованье...
Кристо замахал руками.
– Мне ничего не надо, только бы служить у вас.
– Молчи и слушай, — продолжал Сальватор. — У тебя будет все. Но я буду требовать одного: ты должен молчать обо всем, что увидишь здесь.
– Скорее я отрежу свой язык и брошу его собакам, чем скажу хоть одно слово.
Смотри же, чтобы с тобой не случилось такого несчастья, — предупредил Сальватор. И, вызвав негра в белом халате, доктор приказал: — Проводи его в сад и сдай его в руки Джиму.
Негр молча поклонился, вывел индейца из белого дома, провел через знакомый уже Кристо двор и постучал в железную калитку второй стены.