Гений безответной любви
Шрифт:
Вначале в его голове все было, как в тумане, но постепенно вновь стало обретать очертания. Поэтому, когда Люба внесла длинный вычурный свиток, удостоверяющий, что наш Миша снялся в фильме «Ричард Львиное Сердце» и может получить гонорар, Вася сделала ей знак без всякой помпы положить эти деньги на холодильник.
К счастью, Миша в конце концов вспомнил нас и узнал, он вновь встал на рельсы, и жизнь покатилась по своей колее.
Он жил очень долго и счастливо, в высшей партийной школе преподавал марксизм-ленинизм, написал монографию о профсоюзном движении в странах социалистического
А когда пришла его пора, Вася чудом услышала, как он сказал своему младшему брату Фиме:
— Я скоро умру, — сказал Миша, — и хочу открыть тебе тайну. Я совершенно не тот, за кого вы меня принимаете.
— В каком смысле? — удивился Фима.
— Я много лет прожил с вами, — с трудом уже произнес Миша. — Я с вами делил и стол, и дом, и супружеское ложе. Я растил вас, кормил, обучал и одевал. Но я так и не понял, какое вы ко мне имеете отношение. Я путник пустыни, друг креста, жезл, поражающий еретиков и отступников, гордившийся тем, что в моих жилах т е к л а англо-саксонская кровь…
Он умер на заре, гаснущим взором окинул он каменную страну, где оказался по нелепой случайности, чье пространство всегда было тесным ему, и белый пух летел в открытые окна с большого тополя, у которого втайне от нас он просил помощи и чуда.
Мы похоронили его с воинскими почестями, омыли морской водой, обули в привязанные ремнями подошвы, укрыли плащом и положили с ним рядом сложенный зонт, ветки для костра, снежные травы, крыло орла, одно весло, курительную трубку, медные латы, сумрак дня, месяцы войны и свиток, в котором говорилось о том, что он снялся в фильме «Ричард Львиное Сердце» и может получить гонорар.
Мой неродной дядя Витя и бабочки
Юле Говоровой
Однажды мне приснилось, что за мной гонится голова на ногах, а я от нее убегаю. Ноги у меня чугунные, я ими еле ворочаю, а эта голова такая прыткая — сама запыхалась, лоб у нее вспотел, уши пылают, однако вот-вот меня догонит, и я не знаю что сделает.
Неизвестность в этом случае пугает больше всего. Что можно ожидать от головы на ногах: или оскорблений, или подскочит как-нибудь, извернется и цапнет.
На свои ночные кошмары я возлагаю большие надежды. Иногда во сне мне являются гениальные фразы — ужасно глубокомысленные. Я их, не зажигая света, каракулями записываю в блокнот, который специально для этой цели храню под подушкой.
Однажды мне снилось, что старательным детским почерком в разлинованной тетради кто-то медленно выводит:
«Так, давая всему уйти, чистыми руками трогаем Землю и все, что на ней».
Или снится, что я живу в коммуналке, и вдруг среди ночи в коридоре громко зазвонил телефон. Я босиком бегу, хватаю трубку — я почему-то догадалась, что это мне. А я никак не могла придумать название к одной радиопередаче, все думала об этом, думала и во сне и наяву! Вдруг слышу в трубке до боли знакомый, хорошо поставленный
— Название такое: «ПРИЕЗЖАЙТЕ К НАМ НА ВЕСТИБЮЛЬ!»
Мой муж Левик не выносит, когда я рассказываю ему свои сны. Он говорит, что люди и так делятся друг с другом только своим бредом.
— Так, какого черта, — кричит он мне с кухни, запекая в тостере бутербродики с сыром, — ты вываливаешь на меня с утра помои своего подсознания?
Левик мне рассказывал, что на Западе мужья специально нанимают женам психотерапевтов, и те за большие деньги все это выслушивают. Однако сам Левик признает тот факт, что Юнг и Фрейд передрались бы за такого пациента, как я, и порвали бы друг с другом намного раньше, чем они это сделали.
Странно, я, человек, практически не знакомый с трудами ни того ни другого, почему-то на всю жизнь запомнила, как именно расстались эти двое, Ученик и Учитель.
Они ехали в поезде. У Фрейда были проблемы, Юнг решил ему помочь и занялся с Фрейдом психоанализом. Но Фрейд наотрез отказался отвечать на некоторые вопросы.
Юнг страшно удивился и спросил:
— Почему?
— Это касается моей личной жизни, — ответил Фрейд, — я могу потерять авторитет.
— В таком случае вы уже его потеряли, — сказал Юнг.
И, на мой взгляд, Карл Густав Юнг абсолютно прав. О каком, елки с палкой, авторитете может идти речь, если ты обратился за помощью к психоаналитику?! Одна только истина должна в этом случае тебя манить, одна лишь глубинная подоплека твоих прибамбасов.
У нас в поликлинике принимает психотерапевт — Анатолий Георгиевич Гусев, кандидат медицинских наук. Я к нему хожу, когда «едет крыша». Едва завидев меня — впервые! — он сразу разложил перед собой девственно голубую «историю болезни» и спросил:
— На что жалуемся?
А я по дороге купила большой арбуз. Ну, я положила его на стол и говорю:
— Я умираю от жажды.
— Чего же вы жаждете? — поинтересовался этот замечательный молодой человек с кайзеровскими усами, но лысый и очень скрупулезный. Он взял ручку и приготовился занести в с е, что я скажу, в мою медицинскую карту.
— Пишите, — сказала я, — доктор, я жажду любви. С нечеловеческой силой и тоскою я алчу любви, меня пожирает ее холодное белое пламя.
— Бешенство матки? — участливо произнес Анатолий Георгиевич, доктор широкого профиля Толя Гусев, наверное, в школе товарищи его дразнили Гусь.
— Возможно, вы на правильном пути, — сказала я, — но меня больше беспокоит сердце. Я маньяк любви, это мой гашиш, мой план, моя марихуана. Я на игле любви. Сию секунду я влюблена смертельно и навеки в шестнадцать человек.
— «…шестнадцать человек», — записал Анатолий Георгиевич и поднял голову. — Так в чем загвоздка?
— Загвоздка в том, — говорю я, — что к этой чертовой уйме людей, большинство из которых понятия не имеют о нашей с ними любовной связи, я имею скромное требование: непоколебимая, неукоснительная, незыблемая, неподвластная тленью, патологическая верность мне до гроба. Сколько это у меня отнимает энергии, доктор! И ревность — ревность моя двигает горами!