Географ глобус пропил
Шрифт:
– А разве найдется какой-нибудь мужчина, чтобы ему это было не интересно, особенно если он красив и чертовски умен?
Кира Валерьевна снисходительно улыбнулась.
– Не замужем. – Она вызывающе посмотрела на Служкина.
– Я так и надеялся. А какой предмет вы ведете?
– Немецкий.
– Когда-то и я изучал в университете немецкий, – вспомнил Служкин. – Но сейчас в голове осталось только «руссиш швайн» и «хенде хох». Не подскажете, как с немецкого переводится сонет: «Айне кляйне поросенок вдоль по штрассе шуровал»?
Кира Валерьевна засмеялась:
– Вы что, литературу ведете?
– Географию, прости господи.
– Точно-точно, припоминаю. – Она скептически кивнула. – Что-то про вас говорили на педсовете… Стихи вы какие-то, кажется, ученикам читали, да?
– Жег глаголом, да назвали балаболом, – согласился Служкин.
– В самокритичности вам не откажешь.
– Посмеяться над собой – значит лишить этой возможности других, – назидательно изрек Служкин. – Это не я сказал, а другой великий поэт.
Они остановились у подъезда высокого девятиэтажного дома.
– Мы пришли. – Кира Валерьевна забрала сумку и зонтик. – Спасибо.
– А мы еще, Кира, вот так же прогуляемся? – спросил Служкин.
– А разве мы пили на брудершафт?
– А разве это трудно? – улыбнулся Служкин.
– Что ж, дальше будет видно, – усмехнулась Кира. – Как хоть тебя?… Витя? До свидания, Витя.
Она развернулась и вошла в подъезд.
Проблемы в памяти
Служкин в длинном черном плаще и кожаной кепке, с черным зонтом над головой шагал в садик за Татой. Небо завалили неряшливо слепленные тучи, в мембрану зонта стучался дождь, как вечный непокой мирового эфира. Служкин не полез через дыру, а чинно обошел забор и вступил на территорию садика с главного входа. Под козырьком крылечка он увидел Лену Анфимову с Андрюшей.
– Привет, – сказал Служкин. – Вы чего здесь стоите?
– Да вот зонтик сломался, – виновато пояснила Лена. – Теперь ждем, когда дождь пореже станет…
– Ну, к зиме распогодится, – пробормотал Служкин, поглядев на небо. – Давай я вас под своим зонтом провожу.
– Может, Тату сначала заберешь? Нам на остановку надо…
Служкин посмотрел на часы.
– Успею еще, – заверил он. – Времени завались.
Он подставил локоть. Лена, улыбнувшись, взяла его под руку. Они неторопливо двинулись к воротам. Лена вела Андрюшу.
– Расскажи мне, Лен, как хоть ты поживаешь, – попросил Служкин. – А то ведь я так ничего и не знаю.
– Да мне, Витя, нечего рассказывать. – Лена пожала плечами. – Нет у меня ничего интересного. Как замуж вышла, так из декрета в декрет, и с утра до вечера готовлю, стираю, глажу, прибираю, за Олей и Андрюшей смотрю… Я уж и сама стала забывать, что я человек, а не машина хозяйственная… В кино уже три года не была…
Лена не жаловалась, просто рассказывала так, как есть.
– Могу сводить тебя в кино, – бодро заявил Служкин, еще не перестроившись на слова Лены. – С превеликим удовольствием…
– Нет, Витя, я же не напрашиваюсь… – Лена помолчала. – Мне некогда, да и перед мужем неудобно.
– А кто у тебя муж? Какие у вас отношения?
Служкин отдал Лене зонтик, подхватил Андрюшу, перенес его через канаву по мосткам и подал Лене руку. Лена оперлась о нее тяжело, неумело, как о перила.
– Он у меня работает шофером. Дома мало бывает – все возится с автобусом. А отношения?… Какие могут быть отношения? Пока Андрюша не родился, так что-то еще имелось. А сейчас оба тянем лямку. Тут уж не до отношений. Живем спокойно, ну и ладно. Поздно уже что-то выгадывать, да и не умею я…
– Денег-то он много зарабатывает? – наивно спросил Служкин. – Я слыхал, водители просто мешками их таскают.
– А я слыхала, что учителя, – сказала Лена, и они рассмеялись.
– А вышла ты по любви? – напрямик спросил Служкин.
Лена, вопреки обычному, не смутилась. Видимо, для нее это было так же далеко, как двойки по рисованию.
– По любви. Только какая разница теперь?
– Лен, скажи, – помолчав, попросил Служкин. – А чем у тебя кончился тот школьный роман с Колесниковым?
– Разве ты не знаешь? – удивилась Лена. – Ты же дружишь с Веткиной… Хотя, в общем, и рассказывать тут нечего, – Лена пожала плечами. – Ничем. Дружили после школы полгода, потом он в армию ушел. Я сначала писала ему, ждала. Потом забывать начала. Потом с Сашей познакомилась – с будущим мужем. Вот так. А Колесников тоже не особенно переживал. На моей свадьбе напился, всем надоел своими армейскими историями, к каждой девчонке приставал…
– А ведь мы всем классом с таким благоговением относились к твоему роману с Колесниковым! Как же, десятиклассник, на машине ездит – и нашу Ленку Анфимову любит!…
– Только к машине вы и испытывали уважение, – улыбнулась Лена. – Глупые все были… Сейчас у мужа автобус целый, ну и что?
– Н-да-а… – протянул Служкин. – Как-то все это… Вроде бы когда-то огромное значение имело, а оказалось – ерунда. И останется только грустно шутить. Ты же самая красивая девочка в классе была… Все думали, что ананасы в Париже кушать будешь…
Лена чуть покраснела.
– Гм, гм, – смущенно покашлял Служкин. – А я ведь, Лен, так в тебя влюблен был…
– Я знала, – засмеялась Лена. – Да и весь класс знал.
– И тебе не жалко меня было, когда ты с Колесниковым крутила?
– Нет, – мягко сказала Лена. – Тогда ведь казалось, что всего еще сколько угодно будет. Не ценили, когда любят. Маленькие были.
Они шли вдоль рощицы старых, высоких сосен, вклинившейся в новую застройку. Подлесок здесь был вытоптан детьми и собаками. Андрюша, пользуясь тем, что внимание мамы отвлекает дядя с зонтиком, брел по лужам, поднимая сапогами черные буруны. Показалась автобусная остановка – голая площадка на обочине шоссе.