Георгиевский крест
Шрифт:
Ваучером проверка не закончилась. Постовой порылся в бумажнике, нашел права, над ними тоже мазнул сканером. Серьезно… Многие любители ездить с левыми корочками сегодня спалятся. Блокпост не то место, где можно незаметно для видеофиксатора сунуть купюру… Такое на дорогах с дэпээсниками-людьми проходит, а здесь все фиксируется с нескольких точек и запись не остается на блокпосту, сразу уходит в операторскую Управления.
И что дальше? Сканирование отпечатков? Или личный досмотр?
За отпечатки он был спокоен. Подмена биометрической карты обошлась
Но проверкой документов все и закончилось. Значит, до красной тревоги дело не дошло. Но все-таки надо отсидеться здесь хотя бы несколько часов, пока рвение немного поутихнет.
В банке было все как всегда. Смеялись дети. Ядовито зеленели пластиковые газончики. У винно-водочного маячила личность с плакатом «КУПЛЮ» на груди. Что именно личность желает приобрести, плакат не уточнял. И без того всем ясно. При здешних ценах на спиртное можно целый месяц квасить в теплой компании, задвинув свой избирательный ваучер. А в одно рыло и того дольше. Но желающие в очередь к личности не выстраивались, не так тут много осталось обладателей ваучеров…
Все было как всегда. В подворотне кто-то кого-то бил — шумно, с матерками и утробным хеканьем. Грязные стены пестрели похабными надписями. От мусорных баков — ржавых и переполненных — пованивало более чем ощутимо. Но, как ни странно, именно здесь Егор дышал полной грудью. Потому что здесь не было камер. Ни одной. За пределами блокпостов — ни одной. Время от времени власти затевали эксперименты с новыми, все более вандалозащищенными моделями, но завершались опыты быстро и предсказуемо.
Дом, где Егор снимал комнату, построили давненько, в позапрошлом веке. Но звания «памятник архитектуры» он не удостоился и не имел соответствующей таблички на фасаде. Ибо относился к домам, возведенным для нищих обитателей рабочих окраин и архитектурными излишествами не изумлял.
Ольга жарила картошку. На дешевом растительном масле. Весть об этом Егор получил еще на лестнице, и оттуда, через дверь, запах показался аппетитным. Внутри аппетит исчез, концентрация аромата оказалась чересчур уж ядреной. И мимо плиты никоим образом не пройти — коридора нет, двери всех трех комнатушек и санузла выходят прямо в кухню. Такая уж планировка суперэкономная.
— Гарик? — Ольга обернулась на звук открываемой двери и тут же разулыбалась. — Физкультпривет!
— И вам не кашлять, — откликнулся Егор.
— Совсем запропал, носа не кажешь третью неделю…
— Дела были.
С Ольгой он неплохо ладил. И с ее дочерью от первого брака. В отличие от ее муженька, не то второго, не то третьего. Того регулярно приходилось учить правилам хорошего тона — легонько, без членовредительства.
— Картошки хочешь? С колбаской и с баклажанами — пальчики оближешь!
— Да нет, спасибо… Может, позже.
Ольгину стряпню он любил. Но пусть повыветрятся кухонные ароматы…
Он собрался пройти к себе, Ольга остановила.
— Подожди, Гарик… Есть к тебе очень серьезный разговор.
— Слушаю.
— Нет, ты подожди, я сейчас, на минуточку.
Ольга сняла сковородку с огня, накрыла крышкой, выскочила за дверь… Но вернулась и впрямь быстро. Уселась на свободный край стола, очевидно, серьезный разговор предполагался не коротким. Была она крашеной блондинкой тридцати семи лет от роду, аппетитной, — для тех, кто имеет склонность к кустодиевским женщинам. Егор такой склонности не имел.
— Вот чего… понимаешь… тут такое дело… Как у тебя с деньгами?
— Сколько надо?
Много давать нельзя. Иначе пройдет слух среди местной шпаны, что Ольгин жилец страдает избытком наличности. Серьезные люди его знают и не сунутся, но дураков всегда и везде хватает. А разумной суммой почему бы и не выручить.
— Да нет, ты не понял, Гарик… Я ж про другое. Ты комнату еще одну подснять не хочешь? — она кивнула на дверь. — Стенки тут говенные, фанера да штукатурка, можно вообще убрать…
— Подожди… А Маша?
— Тю… Чаще надо дома бывать, Гаричек. Машка замуж вышла… Третьего дня отгуляли, все — как у людей, с цветами и шампуньским.
— За кого?
— Амир, под Турком ходит… Может, знаешь?
— Без ЗАГСа?
— Главное ж любовь, а не штамп в паспорте.
— Любовь… это, конечно… — не стал спорить Егор.
Он попытался вспомнить, исполнилось ли Маше шестнадцать… Не вспомнил. На вид-то была как четырнадцатилетняя… Наверное, исполнилось, в десятый класс все-таки пошла. Училась Маша старательно, часто просила Егора достать ту или иную книжку, — в баночных школах известно, какая программа, если хочешь в вуз поступить, все самой изучать приходится… Но Маша клялась, что попадет в первую десятку выпускников и пройдет по льготной квоте. Теперь не попадет и не пройдет. Будет сидеть дома, рожать Амиру детей, для этого алгебра с физикой без надобности.
Егору захотелось что-то сделать… Ударить Ольгу по лицу, например. Больно ударить, до крови. Затем выйти на улицу, вернуться к блокпосту и выпустить кишки кайману. Своему сорок седьмому кайману… Под всеми камерами и всеми стволами, и будь что будет.
Он сдержался.
Он знал, что когда-нибудь так и случится… Знал, что от той жизни, что он ведет последние четыре года, рано или поздно слетит с резьбы. Пока резьба держала… Пока… Но только что в ней стало на один виток меньше.
Ольга вернулась к насущному:
— Так вот, комната теперь свободная… А чужих не хочу пускать. Мужик въедет — будет моему собутыльник… Баба и того хуже, я на сутки уйду, так работать ведь не смогу, изведусь вся, мой-то кобель еще тот, от Машки отгонять устала… Снимешь, Гаричек? За такие же деньги?
— Я подумаю, хорошо? Финансы прикину.
Придется снять… Новые жильцы здесь и Егору не нужны, хоть и по другим причинам.
— Вот и ладушки… Нет, погоди, еще не все… Хочешь меня трахнуть?
Он подумал, что ослышался… Тем же тоном Ольга предлагала отведать картошки.