Герцог Борджиа н-ской губернии
Шрифт:
Женщина исчезла в коровнике, а они вернулись к своей машине.
Было начало одиннадцатого. Алискер и Николай тщетно попытались обнаружить на улице хотя бы одного местного жителя.
– Повымирали, что ли, все, – проворчал Антонов.
– Наверное, всех похмельный сидром свалил, – отозвался Алискер.
Тут в конце улицы показались две старушки, которые шли по направлению к «шестерке».
Оба, как по команде, ринулись к ним. Завидев Мамедова с Антоновым, старушки с любопытством на них посмотрели.
– Мы
– Дак она ж в городе, сынок. Она, почитай, здесь не бывает, раз в месяц только появляется.
– Да и то, чтобы с родителей чего-нибудь стянуть, – добавила вторая.
Не было сомнений, что Света не пользовалась большой популярностью среди соседей.
– А зачем она вам нужна? – полюбопытствовала первая бабулька, маленькая, сухонькая, с глубоко запавшими черными глазками.
– Мы из милиции, – брякнул Николай, за что немедленно был вознагражден испепеляющим взглядом Алискервых глаз.
– Из милиции?! – в один голос переспросили старухи. – А что она натворила?
– Да ничего не натворила, – Антонов понял, что ляпнул что-то не то.
– А зачем же тогда ищите?
– Нужно получить от нее кое-какие сведения, – произнес Мамедов.
Было видно, что ни одна из бабулек не удовлетворена таким объяснением. Они переглянулись между собой и покачали головами, как бы говоря: «Ничего в этом нет удивительного».
– А как она вообще? Какой характер у нее? – небрежным тоном спросил Мамедов.
– Ой, характер у нее еще тот, – старуха даже руками вплеснула, чтобы сильнее выразить, как ей не нравится Светин характер.
– Бедная Валентина, – запричитала вторая, толстая и дородная, в светлом ситцевом платке.
Она кивнула в сторону дома Сергеевых, из чего Алискер и Николай заключили, что она имеет ввиду мать девушки.
– Намаялась она с ней!
– Такой дочки врагу не пожелаешь, – добавила вторая.
И они наперебой начали рассказывать о всех подвигах Светы Сергеевой. Оказывается, послужной список девушки был довольно обширным и красочным. Чего только не наговорили о ней старухи. И «мотаться» она начала с тринадцати лет, и пьет, и курит, с родителей деньги тянет, а их ни в грош не ставит. Отец ее несколько раз из дома выгонял, чтобы она прекратила «аморальными вещами» заниматься. Мамедов и Антонов только успевали кивать головой, выслушивая весь этот словесный поток.
– … А потом вообще с Валеркой связалась, с уголовником!
Алискер и Николай насторожились. Это было уже поинтереснее.
– А кто такой этот Валерка? – осторожно спросил Мамедов.
– Ой, это такой бандит… – старуха закачала головой и понизила голос, – в тюрьме два раза сидел. Никому житья не давал, на всех страху нагонял.
«Ясно, – подумал Мамедов, – местная гроза. В каждой деревне не обойтись без такой фигуры».
– От него все приличные девки шарахались, а эта связалась и не побоялась даже, – продолжала старуха, причем в ее голосе слышалось даже некое подобие уважения к смелости Светы.
– Свадьбу сыграли, – загалдела другая, выпучив от возбуждения выцвевшие глаза, – а они года не прожили – разошлись. Валерку-то посадили, а она сразу на развод подала.
– А жили-то они как, – маленькая старушонка даже глаза закатила, чтобы нагляднее продемонстрировать свой ужас, – каждый день драки, пьянки, гулянки. Как только у них ребенок-то выжил, не представляю…
– Так у нее и ребенок есть? – спросил Мамедов.
– А как же! Девочка. Вероникой зовут. Года три ей уже будет.
– Да побольше, – встрянула другая старушка, – четыре, а то и пять.
– Это ж во сколько лет она ее родила?
– Молодая совсем была, еще, как говориться, молоко на губах не обсохло. Лет шестнадцать, наверное, ей было.
– Да что ты такое говоришь, – возмущенно напустилась на нее вторая бабулька. – Ей уж восемнадцать было.
– Ну, может быть, точно не помню, – пожала плечами черноглазая старуха.
– А где же сейчас этот Валера? – поинтересовался Мамедов.
– А кто его знает? Уехал он отсюда уже давно. Не знает никто, куда.
– Может, родители ее знают? – спросил Алискер. – Он же, наверное, поддерживает с ними связь.
– Да какая там связь, – махнула рукой толстушка, – не нужен ему никто. Уголовник он, – она еще сильнее понизила голос, – чеченец он, – произнесла она так, словно выдавала страшную тайну.
– Ага, отец у него оттуда, – подтвердила другая, – вроде он туда и уехал. Мать-то у него померла еще в девяносто четвертом. Так что здесь у него родни не осталось, кроме дочки, да она ему не больно-то нужна.
– Таким вообще никто не нужен, – проговорила другая, – одно слово уголовник, да еще и чечен.
– И давно он уехал?
– Давно, после последней отсидки и уехал, – ответила толстая старуха, которая, похоже, была осведомлена о обстоятельствах жизни Сергеевой лучше и ее бывшего мужа, чем ее товарка.
– Ты забыла, что ль? Он же здесь появлялся весной или летом, не помню, в общем, несколько месяцев назад.
– Ага! Как же это у меня из головы выскочило? Был он, за Светкой приезжал.
– Вся деревня его видела. Страшный стал, худой, весь синий…
– Ну правильно, чай не с курорта приехал, – добавила товарка.
– А Светки-то и не было. Она в Тарасове живет, работает там. Вот он поспрашивал о ней, да и уехал.
– Постойте! А дочка у нее где сейчас? – спросил Алискер.
– Известно где, у родителей, – словно это было нечто, само собой разумеющееся, ответила толстая.
– Где ж быть-то еще, – пояснила вторая, – у Светки ни кола, ни двора. А тут за ней какой-никакой уход.