Герцог и служанка
Шрифт:
— Я думал назвать девочку Шарлоттой, но если у тебя есть другие идеи…
— Нет, — почти беззвучно ответила Жоэль. — Других идей у меня нет. Шарлотта — очень хорошее имя.
Краем глаза Гаррет заметил маячивших в углу тетю Бертрис и Ребекку.
Он перевел на них взгляд:
— Уйдите отсюда. Все.
Ребекка с вызовом посмотрела на него, потом расправила плечи и прошествовала в коридор.
Тетя Бертрис, с бледным лицом, вывела из комнаты оставшуюся прислугу и сама вышла следом. Жоэль проводила ее взглядом.
—
Она облизнула губы.
— Я так устала, — проговорила она слабым, едва слышным голосом.
— Мне плевать.
— Пожалуйста, Гаррет. — В ее голосе слышался страх, однако притворный. Если она столько времени провела с Фиском, у нее, должно быть, стальное нутро, пусть даже она его никогда не показывала Гаррету. И он не намерен больше обращаться с ней как с фарфоровой куклой.
— Ты будешь говорить. И все мне расскажешь.
Угроза сквозила в его голосе, взгляде, позе. Если она не признается сама, он вырвет из нее правду, слово за словом.
Да, она только что восемь часов рожала ребенка, но делала это в его доме, под его покровительством. Покровительству пришел конец, и она это понимала.
— Я не злодейка. — Она устремила на него умоляющий взгляд голубых глаз. — Я испытываю к тебе самые теплые чувства. Мы слишком многое пережили вместе, чтобы остаться равнодушными друг к другу.
— Мне это безразлично! — прорычал Гаррет. — Я хочу знать правду. Немедленно.
Она помолчала, потом испуганно кивнула.
— С чего все началось?
— В начале 1819 года он приехал ко мне… — Она устало вздохнула и закрыла глаза. — Пообещал, что если я буду делать, как он говорит, то разбогатею. Он говорил очень убедительно, все казалось таким легким.
Гаррет стиснул зубы. Значит, в тот самый первый день, когда он работал в поле и поймал на себе ее взгляд, она уже участвовала в заговоре против него.
— И что он велел тебе сделать?
Она отвела глаза.
— Соблазнить тебя, — прошептала Жоэль.
— А что взамен?
— Он платил мне каждый раз, с процентами, когда я крала у тебя деньги, и обещал мне еще больше. Намного больше. — Она с мольбой посмотрела на него и приподнялась на локтях. — Мне это не составило труда, Гаррет. Ты очень мне нравился.
Он усмехнулся:
— А когда ты в первый раз переспала с ним?
Слава Богу, что он не любил эту женщину. Слава Богу, что не женился на ней. В противном случае каждое слово, слетавшее с ее губ, причинило бы ему невыносимую боль. Но он чувствовал себя иначе — собранным, твердым, решительным. Он хотел узнать правду, причем немедленно, потому что завтра на рассвете он уже уедет. Он отправляется в Кенилуорт за женщиной, которую по-настоящему любит и которую оттолкнул, сам того не сознавая.
— Он жил в Англии и редко приезжал…
— Когда? — рявкнул он. — В первый раз?
— В 1819-м.
Гаррет на мгновение закрыл глаза. Он не позволит ей увидеть силу его чувств. Она этого не заслуживает.
— Он любил меня, Гаррет, — заплакала она. — А я любила его!
— Он женился на моей сестре, Жоэль.
— Разве ты не понимаешь? У него не было иного выбора. Не женись он на ней, он бы все потерял. А теперь он мертв, а я пропала. Я приехала к тебе, потому что мне некуда больше идти.
— Ты знала о его намерениях касательно моей семьи?
— Он писал мне в письмах, как собирается с тобой посчитаться.
Взгляд Гаррета стал еще суровее, и она, лихорадочно сверкая глазами, поспешила объяснить:
— Он брал твои деньги лишь потому, что хотел получить компенсацию за смерть брата. Он так остро чувствовал потерю… даже через много лет после Ватерлоо. Он заслуживал компенсации за свои страдания. Ты так богат, что даже не заметил бы этих сумм. А ему эти деньги были нужны. Он их заслуживал! — Ее голос задрожал, но не от враждебности, а от веры Уильяму Фиску и его душевным ранам.
— Он приезжал в Бельгию в этом марте?
— Да. Он был там, в марте и апреле.
— В это время у тебя были с ним интимные отношения?
— Я… да.
— Значит, ты не знаешь, кто отец этого ребенка, — бесстрастно констатировал он.
— Я уже говорила, что точно не знаю: — Она прикрыла глаза, и в голосе ее появились умоляющие нотки. — Но я чувствую, что она твоя дочь.
Этого ему знать, не дано. И не дано никому другому, Шарлотта в равной степени вероятности могла оказаться его дочерью и дочерью его врага. Однако Гаррет уже привык к мысли, что Жоэль носит его ребенка. Острая, пронзительная боль потери вспыхнула в груди, и его окатило волной ярости.
Вправе ли он бросить на произвол судьбы невинное дитя лишь потому, что его, возможно, зачал другой мужчина, которого уже и на свете-то нет?
Шарлотта ни в чем не виновата. Виноваты он, Гаррет, Жоэль и Фиск. Он виноват, потому что спал с Жоэль. Шел на риск и знал об этом. И теперь ему нужно разбираться с последствиями. На нем лежит ответственность за этого ребенка, вне зависимости от того, кто его отец.
К тому же если Шарлотта — дочь Фиска, значит, она племянница Кейт. Гаррет знал, что Кейт — единственная из оставшихся родственников Фиска — захочет позаботиться о ней. Он связан с Кейт, а значит, и с Шарлоттой.
Шарлотта — его, по праву и по закону.
— Прошу тебя, Гаррет, — прошептала Жоэль. — Мой отец нас не примет. Мне некуда идти. Я кончу дни в приюте для бедных.
— Не думаешь же ты, что я позволю, чтобы мою дочь постигла такая участь? — резко ответил Гаррет. — Я всегда буду о ней заботиться.
Жоэль вздрогнула.
— Я уверена, ты позаботишься о малышке. Ты самый благородный человек, которого я знаю, — сказала Жоэль тихим голосом.
— Мое благородство на тебя не распространяется. — От его ледяного тона в комнате как будто бы стало холоднее, и Жоэль задрожала.