Герцог в сияющих доспехах
Шрифт:
Вот так герцогов и балуют, хотя они и так избалованы дальше некуда.
– Надеюсь, вам не пришлось закрывать мастерскую, – встревожилась Олимпия.
– Конечно, нет, миледи, – ответила миссис Торн. – Как приятно, ваша светлость, что вы подумали об этом! Однако все предусмотрено, и мастерская будет работать и без нас. Впрочем, я бы закрыла, и сомневаться не стала, если бы понадобилось. А теперь, ваша светлость, прошу прощения, но не позволите снять мерки?
Олимпия встала, и ее тут же окружили.
Пока мастерицы измеряли то и подкалывали это, она гадала, чью одежду ей принесли. Да, одну-две вещи они могли снять с витрины, хотя более обычным делом было выставлять на обозрение модный рисунок или отрез ткани, разложенный изящными складками.
Модистка вряд ли станет держать запас готовых платьев: дамские туалеты шьются на заказ.
С другой стороны, когда некий джентльмен с солидным счетом в банке и хорошей репутацией покупателя, который аккуратно платит по счетам – к примеру, герцог, – желает получить что-то побыстрее, портниха может подогнать по фигуре одежду, сшитую для кого-то другого.
Миссис Торн разложила на постели нижнюю сорочку и корсет, и то и другое поразительно красивое, Олимпия никогда не видела ничего подобного. Сорочка из тончайшего льна была вышита – подумать только! – цветным шелком и украшена кружевом по линии выреза и краям рукавов, а корсет – из такой дорогой ткани, что просто скандал! – был черный с телесно-розовым, отделанный по бокам внизу розовым кружевом. Розовые ленточки для лучшей посадки по линии бюста завязывались крошечными розовыми бантиками. Даже на спинке кружевная отделка была розовой!
Олимпия никогда не носила – точнее, даже не видела – цветного нижнего белья. Должно быть, она выглядела совершенно остолбеневшей, потому что миссис Торн поспешила сказать:
– Некоторые наши заказчицы – дамы из Лондона.
– Не сомневаюсь, – согласилась Олимпия.
Интересно, тут же спросила она себя, какого сорта лондонские дамы шьют себе подобное белье. Впрочем, ее это не касается.
Ей просто нужна чистая сухая одежда. А то, что ей принесли нижнее белье, которое скорее подходит для публичного дома, неудивительно, если учесть, кто именно его заказал.
И ее слишком живое воображение тут же явило ей публичный дом в стиле турецкого гарема. Раскинувшиеся на подушках и коврах женщины, как ожившие греческие или римские статуи, или, может, пышные дамы с картин Рубенса, в цветном расшитом нижнем белье. Мужчины вроде Рипли захаживают туда и…
Лучше не давать воли воображению.
Лучше оставить это художникам. Нет сомнений: уж они бы изобразили единственную дочь лорда Гонерби в алом корсете и нижних юбках. Господи, представить только лицо отца, если бы он увидел такую картину…
Нет, она не станет об этом думать: лучше подумать о чем-нибудь приятном. Всегда есть ложка меда в бочке чего угодно, просто иногда ее приходится долго искать, да еще с помощью лупы…
Итак, скорее всего ее больше не будут считать самой занудной девицей сезона! И это как раз и есть та самая ложка меда…
Пока она предавалась мечтам о публичных домах и собственном новом статусе, мастерицы извлекли ее из халата и облачили в сорочку и панталоны, затем затянули ленты, расправили оборки и разгладили ткань так осторожно и любовно, словно эти вещицы были сшиты из шелка и отделаны бриллиантами.
Корсет нуждался в подгонке, и мисс Оксли сразу принялась за дело: проворно распорола его и сшила заново. Миссис Торн тем временем велела мисс Эймс заняться нижними юбками. Олимпия наблюдала за движениями их рук как зачарованная. В Лондоне белошвейки и швеи обычно прятались где-то в глубине мастерской, а если и появлялись перед заказчицей, то лишь для того, чтобы продемонстрировать предмет туалета или помочь модистке. Скорость, с которой летали их иголки, делая крошечные стежки, казалась ей невероятной.
Олимпия терпеть не могла рукоделие и всегда находила чтение более интересным занятием, но сейчас была восхищена мастерством девушек.
Впрочем, ей почти не оставили времени для наблюдений, поскольку нужно же было закончить ее туалет. Девушки помогли натянуть чулки и затянули подвязки, извиняясь, что приходится ее торопить:
– Его светлость сказал, что мы должны поспешить, а он так добр, знаете ли, и мы…
– Да, очень добр! – согласилась Олимпия.
– О да! – воскликнула Молли. – Мне было бы очень стыдно его подвести, честное слово!
– Добрый, значит, – повторила Олимпия. – Впервые слышу о его доброте. Что же он такого сделал? Только не говорите, будто он подбирает и выхаживает раненых птиц. Может, спасает котят, чтобы их не утопили? Я угадала?
– Но право же, миледи…
– Добрый, значит, – не унималась Олимпия. – Рипли. Клянусь, у меня язык немеет, когда надо произносить применительно к нему это определение. То же относится и к двум другим болванам герцогского звания.
Мастерицы улыбнулись, и одна из них тихо рассмеялась. Миссис Торн бросила на нее сердитый взгляд, и девушка ниже склонилась над работой.
– Люди всякое болтают, – сказала миссис Торн, качая головой, но Олимпия успела заметить ее понимающую улыбку.
– Однако, когда заболел мой отец, его светлость послал за доктором, знаете ли, – сказала Молли. – И оплатил счет за лечение.
– Всем известны проделки их светлостей, – добавила Джейн. – Но что бы ни случилось: сломалось, сгорело, упало в реку, – они за все платят!
– Взять хотя бы постельное белье, – подхватила Молли. – Господи, оно было все в крови. Мы думали, что сможем отстирать…