Германия в ХХ веке
Шрифт:
Относительность «железного занавеса», продолжавшего разделять две мировые системы, чувствовалась в ГДР как ни в какой другой стране социалистического лагеря. Только в 1976-1985 гг. 170 тыс. граждан республики смогли легально переселиться на Запад. За этот же период среднегодовая цифра посещений жителями ГДР Западной Германии и Западного Берлина держалась на уровне полутора миллионов человек. Хотя 97 % от этого числа приходилось на пенсионеров, магический вопрос «а как там?» не оставался без ответа. Не прекращались и попытки нелегального пересечения германо-германской границы, при которых восточные немцы демонстрировали удивительную изобретательность. В дело шли любые средства передвижения от дельтапланов до воздушных шаров, люди прятались в грузовых отсеках самолетов, багажниках автомашин и даже в радиолах. Подобные авантюры были связаны с серьезным риском для жизни, так как на границе продолжали стрелять. Только у берлинской стены погибло около ста человек, ее последняя жертва была датирована шестым февраля 1989 г.
Чтобы
Молодежная политика поздней ГДР не ограничивалась послаблениями по отношению к массовой культуре Запада, серьезное внимание уделялось материальной поддержке молодых семей, так как по количеству разводов страна продолжала занимать одно из первых мест в мире. Но именно те, для кого так старались партийные и комсомольские работники, не желали признавать Германскую Демократическую Республику «своим» государством. Для молодого поколения было характерно не политически мотивированное сопротивление власти, а нонконформизм, проявлявшийся в быту, вызывающем поведении, в отказе от общественной работы, тяге к неформальным объединениям, в том числе и с криминальным оттенком. Представители старшего поколения демонстрировали свое несогласие с системой, подавая заявления на выезд в ФРГ. Унизительная процедура их рассмотрения длилась годами и сопровождалась исключением из общественных организаций, распродажей имущества, прощанием навсегда. Впрочем, эта с каждым годом растущая категория населения (Republikfl"uchtlinge) вызывала вопреки усилиям пропаганды СЕПГ уже не брезгливость, а сочувствие и даже зависть окружающих.
Лишь незначительное меньшинство граждан в условиях «реального социализма» поднималось до политического протеста, превращая его в цель своей жизни и обрекая себя на лишения и репрессии. Доклады министерства госбезопасности ГДР отмечали следующую тенденцию – чем выше образовательный уровень человека, тем более сознательно и активно его участие в нелегальной оппозиции. После подписания Заключительного акта в Хельсинки ее акции сосредоточились на обеспечении прав человека. На первых ролях оставались известные в ГДР и за ее пределами лица с солидным оппозиционным стажем. Власть жестко реагировала на их выступления, не делая скидок ни на прошлые заслуги, ни на массовую популярность. В 1976 г. был определен под домашний арест «немецкий Сахаров», физик и философ Роберт Хавеман, в том же году выслан из ГДР бард Вольф Бирман, которого Хонекер еще в 1965 г. определил как «мещанскианархиствующего социалиста».
Репрессии вызвали волну протестов творческой интеллигенции ГДР, в том числе и среди старых коммунистов с веймарским партийным стажем, считавшихся идеологической опорой режима. Как правило, власти не препятствовали выезду известных широкой публике лиц в ФРГ. «Литература страдала прежде всего от эмиграции писателей, ибо их роль в ГДР была гораздо более значительной, чем на Западе» (Г. Вебер). Как и в Советском Союзе те из них, кто отлучался от власти и терял возможность публиковаться за государственный счет, обращался в «самиздат» и «тамиздат». При этом многие из диссидентов сохраняли свои левые убеждения, в традициях «пражской весны» строя планы совершенствования нового общества. В таком ключе была написана книга Рудольфа Баро «К критике реально существующего социализма», появившаяся на Западе в 1977 г. Освобождение обвиненного в шпионаже Баро из тюрьмы после международных протестов было исключением из практики «выкупа» политических заключенных, каждый из которых обходился западногерманскому бюджету в среднем около 100 тыс. марок.
Под влиянием событий в Польше оппозиционное движение ГДР перешло в 80-е гг. к новой тактике, перенеся акцент на завоевание массовой базы и поддержание вялотекущего кризиса власти. Еще одним польским уроком стала активизация протестантской церкви, заявившей о себе как о прибежище не только для христиан, но и для всех гонимых. Под ее патронажем в ГДР развернулось независимое от власти пацифистское движение, охватившее в основном студенческую молодежь. Оно выдвигало претензии и к обеим сверхдержавам, и к руководству ГДР, которое ввело в 1978 г. в старших классах школ начальную военную подготовку в качестве обязательного предмета. В воззрениях пацифистов преобладала религиозно-этическая аргументация, лозунгом движения стало библейское изречение «перекуем мечи на орала». Отсутствие в деятельности «неформалов» явной антиправительственной составляющей затрудняло применение репрессий против них, хотя контакты лидеров пацифистского движения с единомышленниками в Западной Европе и рассматривались властью в качестве дестабилизирующего фактора.
Перед лицом массовых проявлений нонконформизма руководство ГДР было вынуждено пойти на пересмотр идеологической базы своей легитимации. Открытость германского вопроса не позволяла ему мобилизовать в свою пользу националистические настроения, как это было в других странах Восточной Европы. Сохраняя опору на марксизм-ленинизм и революционные традиции германского рабочего движения, идеологи СЕПГ попытались дополнить ее аргументами от истории. В 1980 г. на свое историческое место в центре Берлина была возвращена конная статуя Фридриха Второго, появилась достаточно объективная биография Бисмарка, что заставило средства массовой информации ФРГ заговорить о «реабилитации прусского духа». В 1983 г. в ГДР широко отмечался юбилей не только Карла Маркса, но и Мартина Лютера – и тот, и другой были провозглашены величайшими революционерами своего времени. Стремление представить страну хранительницей германского наследия (и тем самым противопоставить ее «американизированной» ФРГ) вызвало позитивную реакцию в обществе, но не могло нейтрализовать его ориентацию на политическую культуру и материальное благосостояние Западной Германии.
Польский кризис и давление из Москвы склонили чашу весов в пользу сторонников ужесточения внутриполитического режима. Уже в октябре 1980 г. Мильке заявил сотрудникам своего аппарата, что «активизация контрреволюционных сил в Польше является вызовом и для ГДР». В первой половине 80-х гг. происходит заметная активизация министерства государственной безопасности, ставшего последним оплотом партийной диктатуры. Его бюджет за предыдущие двадцать лет был увеличен в четыре раза, техническое оснащение его структур, прежде всего органов разведки, находилось на высшем мировом уровне. После заседаний Политбюро ЦК СЕПГ по вторникам Хонекер и Мильке уединялись, чтобы с глазу на глаз обсудить положение в стране и принять решения о проведении секретных операций. Почти все 85 тыс. кадровых сотрудников министерства, именовавших себя «чекистами», являлись членами СЕПГ и обладали номенклатурными привилегиями, прочно привязывавшими их к правящему режиму. Тому из них, кто планировал бегство на Запад, грозила смертная казнь. Черновую работу по сбору компрометирующей информации выполняли более 100 тыс. внештатных сотрудников (informelle Mitarbeiter) во всех сферах производственной и общественной жизни, не исключая детских садов, коммунальных служб и певческих обществ. Cистема тотального контроля и слежки в последние годы существования ГДР была доведена до абсурда – в среднем на сто взрослых граждан страны приходилось по одному сексоту. Обработка поступавшей от них информации, носившей как правило рутинный характер, блокировала работоспособность всего аппарата «штази», который не мог оставаться «щитом» существующего режима, не обращаясь к «мечу» массовых политических репрессий.
Переход сил госбезопасности в контрнаступление на последнем этапе истории ГДР символизировало объявление войны церковным организациям, во внутреннюю жизнь которых ранее государство старалось не вмешиваться, рассчитывая на взаимную лояльность. Нередкой практикой стали конфискации выпусков конфессиональных газет, обыски и аресты оппозиционеров в церковных помещениях. Посулами или угрозами многие служители культа вербовались для «сотрудничества». Открытие архивов «штази» в начале 90-х годов показало, что практически на каждого взрослого в ГДР велось агентурное дело. «Зловещая сила министерства госбезопасности заключалась в соединении функций политической тайной полиции, не связанной никакими законами, органа, ведущего следствие по тяжким антигосударственным преступлениям и секретной разведывательной службы» (К.В. Фрике).
Деятельность «штази» тщательно скрывалась и от собственных граждан, и от внешнего мира, где ГДР выступала в образе стабильной политической системы с солидным экономическим потенциалом и растущим благосостоянием населения. О сохранении достигнутого уровня германо-германских отношений свидетельствовала активная переписка Коля и Хонекера, их встречи в Москве во время похорон советских руководителей Ю.В. Андропова и К.У. Черненко. Несколько раз откладывавшийся под давлением СССР ответный визит Хонекера в ФРГ состоялся лишь в сентябре 1987 г. Западные немцы делали акцент на расширении возможностей для гуманитарных контактов, их восточные партнеры рассчитывали на новые кредиты для модернизации экономики ГДР. В кулуарах переговоров звучали даже идеи «конфедерации» двух государств. Хонекеру были оказаны почести высшего ранга, но по итогам визита подписан только ряд второстепенных соглашений. Выступая на приеме, который транслировался телевидением обеих стран, Коль заявил: «Немецкий вопрос остается открытым, но его решение сегодня не стоит на повестке дня мировой истории». За два года до падения берлинской стены руководителям обоих германских государств трудно было предположить, насколько быстро они почувствуют не себе плоды разворачивавшейся в СССР политики перестройки. Во время визита в ФРГ Хонекер успокаивал скорее самого себя, нежели убеждал своих западных партнеров: «то, что делает в Советском Союзе Горбачев, в ГДР уже достигнуто».