Германский вермахт в русских кандалах
Шрифт:
К столу подошел Толян и небрежно заметил:
— Это не рыба.
На это дети возмутились:
— Сам ты не рыба!
— Ты что, не видишь?
— Это рыба, только маленькая!
— Они вырастут и больше бутылки будут!
— Гляньте на него! Он еще к нашему бараку пришел!
— Не рыба! А что ж это?
Толян на это сквозь щель в передних зубах мастерски сплюнул:
— Сикилявки!.. Настоящая рыба ловится у моста! Мужики карасей вот такенных таскают!
— По лопате! — подсказал Валерик. — Потому, что у них настоящая леска и крючки, как у дяди Вани в сундуке за кости…
И когда под вечер дядя Ваня-корявочник только въехал во двор барачный, как его ребятня обступила с находками:
— Дядечка Ванечка, а за медяшку такую большую вот эту ты мне крючочек дашь третий номер?
— Дядя Ваня, а мне за это… сказали от бомбы! Ты за это мне что?
При слове «бомбы» дядя Ваня тут же прекращает копаться на телеге и видит под ногами у детей стабилизатор погнутый от бомбового оперения.
Дядя Ваня молчит, раскладывая на повозке собранный за день утиль, но дети не отстают.
— Дядя Ваня, за этот рельсик ты нам дашь крючок и леску?
— На этом рельсике дедушка ваш косу отбивает. Так что несите рельсик домой, пока дед не задал вам тарновки!
— Дядя Ваня, а за этот утюг тяжеленный такой мне бы…
— Леску, крючки, сковородки на кости меняем и на тряпки-корявки, — дает дядя Ваня казенный ответ.
— На кости и тряпки-корявки, — передразнивает Валерик, но тихо, чтоб дядя Ваня услышать не мог. — Лучше б сказал где их взять, если мяса никто по баракам не ест, а тряпки мы сами носим «до последней возможности», как говорит тетя Маня, что в литейке работает…
— А дядя Ваня только за тряпки крючки выдает и за кости! — друг другу жаловались дети. Так им хотелось больших карасей «по лопате» наловить у моста…
— Будем кости искать, раз дело такое, — по-хозяйски решил Толян.
А кости сами нашлись. На ремонт булыжной мостовой стали завозить самосвалами песок из ближнего карьера. Прямо от эскаватора. И в этом песке оказались кости, которые дорожные рабочие откидывали на обочину. Дети их подобрали, а познав, откуда кости взялись, на песчаный карьер набежали и все подобрали, что на виду лежало. И с богатой добычей к дяде Ване явились, заранее улыбаясь от радости той, что обязательно явится к ним в виде крючков и лески.
Принесенные кости оглядел дядя Ваня с особым вниманием. Какие из них в руках повертел и с раздумием тихим, чадя самокруткой, спросил:
— В песчаном карьере набрали?
— В песчаном!
— Там еще много в песке, только надо копать, — Валерик сказал и дети поддакнули.
Затоптав самокрутки окурок, расстелил дядя Ваня на земле мешковину и стал на ней кости выкладывать, согласно порядку, ему лишь известному. Все с вниманием пристальным за руками его следили. И «костяшки свои» узнавали, и вслух заявляли, на сколько крючков рыболовных потянет находка его.
— Эти костяшки мои очень тоненькие, — прошептал извинительным тоном Валерик, когда дядя Ваня стал выкладывать на мешковине находку его. — Они легкие очень и пожелтели зачем-то… Мне бы хоть крючочек один…
Дядя Ваня на это только носом сопел, дело свое продолжая. Кости на мешковине рисунком своим детям что-то напоминали, но понять до конца мешала незавершенность этого творения. Но дети уже настороженно замерли. И тут на глазах у детей дяди Ванины руки сложили скелет человека. Дети замерли разом и дышать перестали.
А когда дядя Ваня нашел на телеге гнутый чайник с отбитым носком и поставил его на место головы скелета, дети прочь сыпанули, страхом подстегнутые!
А дядя Ваня снял картуз, постоял над костями, пошептал одному ему ведомое, да, видать, нашептанного мало оказалось, еще и круто руганулся.
Гнутый чайник швырнул на телегу, мешковину вместе с костями свернул и поехал со двора на улицу в молчании скорбном без песни той, зазывалочки. Только нещадно смолил самокрутку да кашлял и что-то злое нашептывал.
Убегая, Валерик столкнулся с Ирочкой, по прозвищу Сексотка, что жила по соседству в новом доме у озера. Она уже в школе училась, но сверстники с ней не дружили, отчего Ирочка дружбу искала среди детворы помоложе, не упуская момента сверстникам мстить беспощадно.
Над малышами она издевалась с недетским злорадством и выдумкой. Полноватая и краснощекая, с тяжелой, трамбующей землю походкой, полногубая, с недетским угрюмым взглядом исподлобья, Ирочка была одинока в школьном детстве своем. При ней даже взрослые умолкали и чаще всего расходились: опасались, что девочка эта способна мамашке своей донести даже то, что людям самим не известно.
— Ага, Вареник, попался! Теперь все будут знать, как ты шкелетные кости менял на крючки!
— Я не менял! — растерялся Валерик. — Я не успел…
— Менял, менял! Я видела! Вот теперь будет тебе!
— Что будет?
— А вот как придут шкелеты ночью! Мертвые шкелеты из могилы! Да как заревут: «Отдавай наши кости, Вареник!» Вот тогда ты узнаешь, как кости менять на крючки!
— Я просто отдал дяде Ване, — шепчет Валерик, придавленный наглостью Сексотки.
— А шкелеты не будут брехню твою слушать! Они из тебя будут кости вытягивать! Вот так вот будут кости вытягивать, — хотела она показать, как выцарапывать будут скелеты из Валерика кости свои, но он увернулся от пальцев ее. И тогда, чтобы мальчика напугать окончательно, она применила свой старый прием.
— А я вот скажу кому надо, и в нашу школу тебя не примут! Ага!
— Что ты скажешь? — похолодел Валерик.
Ирочка голосом «страшным» ему прошипела:
— А то, что ты вор! Воришка! Что ты все у людей воруешь!
— Это ж неправда…
— Ну и что, что неправда, — усмехнулась Ирочка злорадно. — А мне поверят. Потому, что мама моя в НКВД работает. Не то, что твоя в «гороне» каком-то.
— И не в «гороне», а в Гороно. В городском отделе народного образования моя мамка работает, понятно!