Герои Первой мировой

Бондаренко Вячеслав Васильевич

Но еще больнее уязвила полководца ситуация с его несостоявшимся награждением орденом Святого Георгия 2-й степени. Эту награду он должен был получить по итогам Брусиловского прорыва по представлению Георгиевской думы. Но представление не утвердил лично Николай II. Трудно сказать, какими соображениями руководствовался император, когда не разрешал награждать Брусилова этим орденом. Вполне вероятно, что он просто не хотел «перехваливать» и без того популярного военачальника, амбиции которого ему были хорошо известны. В результате 20 июля 1916 года Брусилов получил Георгиевское оружие, украшенное бриллиантами. Награда тоже очень почетная, высокая и редкая (за всю войну ее удостоились всего восемь человек), вот только на Юго-Западном фронте она уже была у двух военачальников, подчиненных Брусилову — генерала от инфантерии П.А. Лечицкого и генерал-лейтенанта С.Ф. Добротина. И Брусилов наверняка воспринял эту награду как унижение…

Личная обида накладывалась на нервное ожесточение после длинных и часто бессмысленных переговоров

со Ставкой, на раздражение против «соседей» — императорских фаворитов Эверта и Куропаткина, на видимые невооруженным глазом недостатки в снабжении армии, на слухи, а позднее — возмущенные разговоры в полный голос о засевшей в правительстве «немецкой партии» и императрице-изменнице… Словом, во второй половине 1916 года Алексей Алексеевич уже вполне разделял самые распространенные среди верхушки русской армии убеждения. Они сводились к тому, что внутренняя политика России — «никуда не годная», что императрица Александра Федоровна и Распутин оказывают на Николая II гибельное влияние, а с ролью Верховного главнокомандующего император не справился. В октябре Брусилов изложил свое видение дела великому князю Георгию Михайловичу, который вполне согласился с генералом и тут же написал подробное письмо императору. Содержание этого письма Брусилов передает в мемуарах так: «В такое время, какое мы переживаем, правительству нужно не бороться с Государственной думой и общественным мнением и не отмахиваться от желания всего народа работать на пользу войны, а всеми силами привлекать всех сынов отечества для того, чтобы пережить эту страшную военную годину; что не только можно, но и необходимо дать ответственное министерство, так как вакханалия непрерывной смены министров до добра довести не может, а отстранение от дружной работы общественных сил на пользу войны поведет ее по меньшей мере к проигрышу». Однако никакой реакции на это письмо не последовало. Ничем закончился и разговор Брусилова в январе 1917 года с братом Николая II великим князем Михаилом Александровичем. Тогда генерал «резко и твердо обрисовал положение России и необходимость тех реформ, немедленных и быстрых, которых современная жизнь неумолимо требует». В ответ великий князь сказал, что уже не раз пытался говорить с братом на эту тему, но всегда безуспешно…

…К началу 1917 года Юго-Западный фронт генерала от кавалерии А.А. Брусилова включал в себя 11-ю армию (командующий — генерал от инфантерии В.Н. Клембовский), 7-ю армию (генерал от инфантерии Д.Г. Щербачев) и 8-ю армию (генерал от кавалерии А.М. Каледин). О планах фронта на новый год главком сообщил в Ставку Верховного главнокомандующего 1 декабря 1916-го. По мысли Брусилова, его фронт должен был взять на себя основную роль в кампании предстоящего года. Главный удар на Львов поручался 7-й и 11-й армиям, Особая и 3-я армия были ориентированы на Владимир-Волынский и Ковель, 8-я армия должна была содействовать румынской армии в Карпатах. Во время совещания в Могилёве 17—18 декабря Брусилов попытался провести свою идею в жизнь, но встретил сильное противодействие главкомов Западного и Северного фронтов — А.Е. Эверта и Н.В. Рузского. В итоге совещание окончилось ничем, что произвело на Брусилова удручающее впечатление: «Я уехал очень расстроенный, ясно видя, что государственная машина окончательно шатается и что наш государственный корабль носится по бурным волнам житейского моря без руля и без командира».

Неудивительно, что 2 марта 1917 года, в день, когда решалась судьба Николая II, Брусилов выступил единым фронтом с теми, кто сделал все для того, чтобы монарх не смог больше оставаться на троне. Текст телеграммы, отправленной главнокомандующим Юго-Западным фронтом главному координатору отречения М.В. Алексееву, гласил: «Прошу Вас доложить Государю Императору мою всеподданнейшую просьбу, основанную на моей преданности и любви к Родине и царскому Престолу, что в данную минуту единственный исход, могущий спасти положение и дать возможность дальше бороться с внешним врагом, без чего Россия пропадет — отказаться от Престола в пользу Государя наследника Цесаревича при регентстве великого князя Михаила Александровича. Другого исхода нет, но необходимо спешить, дабы разгоревшийся и принявший большие размеры народный пожар был скорее потушен, иначе он повлечет за собой неисчислимое катастрофическое последствие. Этим актом будет спасена и сама династия в лице законного наследника. Генерал-адъютант Брусилов».

Брусилов искренне надеялся на то, что отречение императора волшебным образом встряхнет страну, улучшит ее во всех смыслах, поможет выиграть войну в кратчайшие сроки. Заблуждение, за которое миллионы людей заплатили впоследствии судьбой, честным именем, жизнью своей и своих близких, будущим страны…

У людей, вставших у руля новой «демократической» России, Брусилов пользовался немалым авторитетом, и это понятно — он был известным и популярным в стране военачальником, автором самой громкой победы 1916 года. Неудивительно, что кандидатура Алексея Алексеевича после Февральского переворота сразу же была выдвинута Временным правительством на пост Верховного главнокомандующего. Мотивируя свой выбор, М.В. Родзянко писал: «Для меня совершенно ясно, что только Юго-Западный фронт оказался на высоте положения. Там, очевидно, царит дисциплина, чувствуется голова широкого полета мысли и ясного понимания дела, которая руководит

всем этим движением. Я имею в виду генерала Брусилова, и я делаю из наблюдений моих при многочисленных своих поездках по фронту тот вывод, что единственный генерал, совмещающий в себе как блестящие стратегические дарования, так и широкое понимание политических задач России и способный быстро оценивать создавшееся положение, это именно генерал Брусилов». Но против этого возразил А.И. Гучков, продвигавший свою креатуру — М.В. Алексеева. В итоге после своеобразного «междуцарствия» Верховным путем голосования высших военачальников выбрали все же Алексеева (Брусилов отозвался о нем так: «По своим знаниям подходит вполне, но обладает важным недостатком для военачальника — отсутствием силы воли и здоровья после перенесенной тяжелой болезни»). Брусилов остался на посту главнокомандующего Юго-Западным фронтом и 11 марта 1917 года в Бердичеве вместе со своими войсками принес присягу Временному правительству…

Началась служба в «армии свободной России» (такое название носили русские вооруженные силы в марте—ноябре 1917 года). В каждой армейской части был создан комитет, обладавший всей полнотой власти и имевший право отменить приказ командира, началось массовое отстранение от должностей офицеров, не вызывавших доверие у солдат, мутным потоком хлынула в армию антивоенная пропаганда… Очень быстро началось противостояние между офицерским корпусом и солдатами. Сам Брусилов в мае 1917 года так описывал состояние офицеров своего фронта: «15—20% офицеров быстро приспособились к новым порядкам по убеждению. Часть офицеров начала заигрывать с солдатами, послаблять и возбуждать против своих товарищей. Большинство же, около 75% не умело приспособиться сразу, обиделось, спряталось в свою скорлупу и не знает, что делать».

Высшие военачальники реагировали на грандиозные перемены в жизни страны и своих войск также по-разному. Кто-то, будучи верным старой присяге, не пожелал служить Временному правительству и подал в отставку (таких было очень немного), кто-то пытался командовать «по-старому» и был отстранен начальством или подчиненными за симпатии к «проклятому царизму». А кто-то пытался встроиться в новую реальность: надел на китель красный бант, обтянул кокарду «романовских цветов» красной материей, здоровался с солдатами за руку, произносил речи на митингах… Мотивы при этом, понятно, были самые разные. Одни, страшась революции и ее последствий, старались угодить новой власти, зарекомендовать себя лояльным и чувствующим «требования момента», другие надеялись вместо дивизии получить корпус, а вместо корпуса — армию, третьим было все равно кому служить, четвертые уже давно ждали перемен и искренне надеялись на какое-то быстрое волшебное обновление всех сфер российской жизни, в том числе и армейской. А многие руководствовались тем соображением, что Родину нужно защищать при всяком правительстве — война-то продолжается, и если не мы, то кто же?..

К какой категории относился Алексей Алексеевич Брусилов?.. Можно предположить, что он радовался отстранению от власти Николая II и одновременно огорчался падению монархии, страшился неизведанного и в глубине души надеялся на повышение, надеялся «встряхнуть» застоявшуюся армию и встретить в 1917-м желанную Победу… Многое намешано в человеке, и очень просто замазать его какой-то одной краской: черной, белой или красной.

Очень точно о Брусилове весны—лета 1917 года сказал современный военный историк В.Н. Суряев: «Есть люди, которые в период более или менее стабильной обстановки в стране, являясь частью государственного аппарата, добросовестно выполняют свои обязанности. Но когда происходят экстраординарные события, например революция, привычный жизненный уклад рушится. В этой ситуации они начинают подстраиваться к новым политическим реалиям… Отсутствие гражданского мужества в сочетании с беспринципностью не позволяли им даже критиковать анархию, захлестнувшую армию и страну. О том же, чтобы противодействовать хаосу и подвергнуться тем самым обвинениям в контрреволюционности, не могло быть и речи: это грозило опасностью для жизни».

Свою позицию главнокомандующий Юго-Западным фронтом четко обозначил в интервью корреспонденту газеты «Новое время», данном 9 марта. Тогда Брусилов сообщил, что, по его мнению, в армии до окончания войны «не должно существовать никаких партийных или политических споров». Однако на деле придерживаться этой единственно верной позиции оказалось крайне сложно — политика уже хлынула в армию, и Брусилову приходилось считаться с новой обстановкой. Насколько это удавалось, можно судить хотя бы по таким примерам — уже в начале марта солдаты Юго-Западного фронта выходили на митинги с плакатами «Да здравствует народный герой генерал Брусилов!», а вступительную речь генерала на съезде фронтовых комитетов 7 мая встретили такими овациями, что сам Брусилов с трудом убедил присутствующих перестать аплодировать…

Впрочем, у большинства высших и старших офицеров такая готовность Брусилова служить новой власти вызывала только отторжение. Биограф А.И. Деникина Д.В. Лехович писал: «Безудержный и ничем не объяснимый оппортунизм Брусилова, его погоня за революционной репутацией лишали командный состав армии даже той, хотя бы чисто моральной опоры, которую он видел в прежней Ставке». А генерал-майор А.В. Геруа относил Брусилова к числу людей, которые «перекрашивались в соответственные модные цвета, не останавливаясь даже перед разложением государственной вооруженной силы».