Герои зоны. Пенталогия
Шрифт:
– Куда это мы попали, а, сынок?
Патрик пожал широкими плечами.
Снаружи забора, неподалёку от грузовикавездехода, возвышалось нечто двенадцатиколёсное размером с пятиэтажку. На самом верху «пятиэтажки», куда вели две лестницы наподобие тех, что для эвакуации при пожаре, ржавели топливные цистерны. Заметил я и выносную платформу с походной кухней, пластиковыми столами и табуретами. Над всем эти хозяйством торчал длиннющий шпиль антенны. Или громоотвод. Носовую часть – там, небось, располагалась кабина размерами под стать сему транспортному средству – уничтожил взрыв, так что некогда
Подняв над шлемом пушку, Птичка зачирикал посвоему, но на сей раз без нервов, уважительно, и помахал свободной четырёхпалой рукой парням, засевшим на «пятиэтажке».
С крыши многоколёсного блокпоста ему прокудахтали чтото ободряющее и даже отвели от грузовика ствол гаубичного калибра и с десяток пукалок поменьше, но вряд ли безвредных для организмов людей. Значит, бойцы блокпоста определилитаки в Птичке аборигена и дали «добро» на проезд, потому как он тут же затрусил в головную часть вездехода и юркнул в кабину. Миг – и движок исполнил на бис свою надрывную песнь на повышенных оборотах, бахнуло чёрным выхлопом из труб. Грузовик свернул вправо и двинул по накатанной грунтовке, если грунтом можно назвать спрессованные обломки кирпича и бетона. Грузовик так трясло на ухабах так, что удивительно, как он ещё не развалился. Вдоль дороги тут и там темнели провалы правильной круглой формы. Шахты какието?..
Осёл остался охранять меня и Патрика.
Когда грузовик, обогнув забор, скрылся из виду, сверху опять закудахтали.
Патрик без особого на то повеления потопал через развалины к поселению. Меня же Осёл ткнул стволом между лопаток, вынуждая сдвинуться с места. Идти нам предстояло по тропке, виляющей меж куч строительного мусора и огороженной поручнями – трубами, вбитыми в грунт и соединёнными между собой арматурой. Я без труда смог бы перебраться через это ограждение. Однако мой пыл быстро охладили – Осёл проревел чтото, указывая на развалины по обе стороны тропы, а Патрик, как будто понял его, сказал мне:
– Батя, не вздумай бежать. Только на тропе безопасно. Все остальные подходы к поселению заминированы.
О как! От кого, интересно, местные жители отделились столь серьёзными фортификационными сооружениями? Ну да мало ли тут бионоидных тварей…
Над нами, вентилируя воздух, привычно вились «мячи». Я уже почти что не замечал их присутствия, они стали для меня частью окружающего пейзажа. А вот Патрик то и дело на них недоверчиво косился.
Примерно на полпути к автомобильному забору нас встретила делегация из десятка безумно уродливых хмырей. Мы столкнулись с ними лоб в лоб, выйдя изза высокой кирпичной насыпи.
Осёл проревел. Патрик остановился, я тоже. На сей раз пихать меня стволом между лопаток конвоир не спешил. Процессия хмырей замерла статуями метрах в пяти от нас.
От их сплочённого коллектива отделился невысокий, но весьма широкий в плечах мужчина. Ноги у него были короткими и кривыми, зато шлем ему достался заметно больше, чем у меня, и то, казалось, пространства под забралом было мало, чтобы вместить патологически крупную голову мужчины. Хотя, быть может, в том не было никакой патологии. Что мне известно о расах, проживающих в иных мирах? Ну, у некоторых из них по шесть пальцев на руках, а другие похожи на крыспереростков, которым удалили глаза. Так почему бы не быть расе с особо развитым мозгом или просто с громадным черепом? Я мысленно окрестил мужика Голованом.
С чего я вообще решил, что существо это – мужского пола? Да потому что он – или оно? – точно не было бабцом!
Широкоплечий мужик чтото прохрипел и прокашлял в микрофоны шлема, после чего, ожидая какойто реакции на свой бронхит, уставился на меня.
К моему величайшему удивлению Патрик закашлялся в ответ.
Голована это першение в горле привело в дикое возбуждение – он тотчас разразился таким кашлем, что лёгкие его просто обязаны были вылететь из глотки и заполнить собой весь шлем. Хмыри даже не пошевелились.
Только слепой не увидел бы, что скаф Голована – да и вообще вся его защита – есть произведение изобразительного искусства. Разрисован он был бутылочного цвета узорамикартинками. Вот на животе нечто вроде русалки, но с пятью парами грудей и головой гиены. На левом бедре скалится зверь, одновременно похожий на тигра и на кролика, и потому более опасный, чем медведь под ним, типичный наш медведь, только балалайки не хватает… Я хмыкнул, обнаружив в хитром сплетении узоров на скафе – в грудной его части – собор с куполами без крестов. Вмиг всё стало понятно. Это не просто рисунки, это аналог зэковских татуировок!
Выходит, тут не поселение посреди бионоидного сектора, а лагерь для заключённых! А хмыри – сидельцы, и у всех разный статус: ктото в законе, а ктото в мужиках ходит, оборудование чинит. На коже регалии набить не получится, а если и набиты уже, – никому не покажешь, не похвастаешься. Ибо скаф надёжно защищает тебя. Скаф – твоя вторая кожа. Вот потому и…
Мда, порядки тут, похоже, как в обычной земной колонии строгого режима.
Я попробовал представить, как в скафе можно опустить особо провинившегося мажора. Не сумел. Да и не оченьто хотелось, лучше Милену представить в белом её платьице с вырезом спереди и сзади, а лучше вообще без платьица…
Голован продолжал пялиться на меня.
– Батя, чего молчишь? Это уже неприлично даже, – прошипел Патрик.
Неприлично смотреть так пристально на незнакомых мужчин. Особенно – если в прошлом у них служба в спецвойсках, тюрьма, Чернобыль и подземелья Парадиза, не говоря уже о купании с косаткой.
– А ты чего шепчешьто, сынок? Этот хреноголовый всё равно ничего не поймёт, даже если услышит!
Хмыри слегка зашевелились. Лицо Патрика под забралом стало сметанным, а Голован наоборот – отчётливо побагровел и зашёлся новой порцией кашля.
– Туберкулёз у тебя, что ли? – участливо поинтересовался я.
Кашель стал громче, в нём прорезались угрожающие нотки.
Выражение мордочек хмырей приобрело подобие осмысленности.
– Батя, ты чего творишь?.. – услышал я сквозь хрипы и легочные бульканья мужика. – Это ж местный авторитет, без него нам помощи не будет точно. Он к тебе со всей душой, а ты…
– А мне что, тоже ему покашлять в ответ? Со всей душой?
– Только не говори мне, что не понимаешь ни слова из того, что он говорит.