Героин
Шрифт:
От дыма у меня кружится голова, но я затягиваюсь следующей порцией и сразу же бросаю на фольгу очередной комочек. Интересно, что как только появляется настоящее счастье, сразу исчезают мысли о разных слабых, подозрительных и даже мучительных человеческих удовольствиях.
После первого засыпания и пробуждения я договариваюсь по телефону с мамой Габриэля об очень серьезном разговоре о сыне и опасностях, которые ему угрожают. Там будет и его жена. Сам Габриэль будет в Академии искусств, на реставрации произведений искусства, а значит, дома его не будет. Я заказываю такси. Выкуриваю еще одну порцию коричневого порошка, чтобы оставаться в форме
Я еду домой к Габриэлю. У них большой деревянный дом на краю Кампиноской пущи — это очень далеко, но на машине, а точнее, на такси, можно быстро доехать, Я чувствую что-то похожее на то, что люди обычно чувствуют перед блеванием, но это очень приятно. Ведь то, что хочет из меня вылиться, — очень хорошее. Счастье — это нечто большое, намного большее, чем сам человек. И поэтому оно иногда из человека может вылиться.
Жена Габриэля — полноватая и раздраженная — заводит меня в гостиную. Там, на кресле у стены, сидит большая женщина — мать Габриэля.
За ней видны двери красного дерева, которые, должно быть, ведут в какую-то другую комнату. Кто-то дергает за ручку с другой стороны, но дверь заперта.
— Выпустите меня, выпустите, — кричит невнятным голосом старая, скорее всего беззубая, женщина. — Выпустите, я должна знать, что происходит с Габриэлечкой.
— Это моя мать, его бабушка, — объясняет мать Габриэля. — Она не должна ни о чем знать, потому что еще больше разнервничается. Но мы можем разговаривать — она почти глухая, через дверь не расслышит.
— Габриэль — героинщик, — говорю я.
Крик. Это крикнула жена Габриэля, и отголоски этого крика, вероятно, дошли до бабушкиных ушей за дверью, поскольку ручка стала двигаться еще интенсивнее под аккомпанемент старушечьего бормотания.
— Значит ли это, что он употребляет наркотики? — спрашивает мать. Она побледнела, но старается сохранять спокойствие.
— Не совсем. Это значит, что он попал в физическую зависимость от самого сильного наркотика. Я это точно знаю, но если вы хотите убедиться в этом сами, давайте сделаем ему анализ мочи.
— Это потому, — говорит жена и начинает рассказывать о том, как она просыпалась среди ночи, а Габриэля не было в кровати, хотя ранее он туда ложился, и часами сидел в туалете, а потом спал до одиннадцати утра, и о том, как Габриэль засыпал во время ужина. И как когда-то, сразу же после принятия пищи, ее выблевал.
— Я тоже это подозревала, — соглашается мать.
— Нужно действовать быстро, — говорю я медленно, взвешивая каждое слово. Но все продвигается как нельзя лучше, включая бабушкины крики. — Я его друг. И я хорошо осведомлен в данной проблематике, вы же знаете, что я в определенном смысле психолог. Сейчас только я могу ему помочь. Поэтому прошу вас о помощи.
— О да, — оживает мать. — Скажите, какой он на самом деле. Вы это умеете.
Я хочу ей сказать, что не использую свои аналитические способности по отношению к близким людям. Или что у меня сейчас нет времени. Однако я чувствую, что должен сделать все для того, чтобы снискать доверие этих несчастных женщин.
— У Габриэля специфическое звучание голоса, начинаю я. — Лично я называю его миндальным, Это значит, что его голос имеет горловое происхождение и является очень сильным, но он слабеет, и часть его выходит через нос. Отсюда и дрожь. Это свидетельствует о том, что Габриэль
Я заканчиваю и жду, кто первой из них все подтвердит.
— Все это правда, — говорит наконец мать. — Сколько раз я ему говорила.
— И что же сейчас делать? — спрашивает жена.
— Вам с ним не справиться, — отвечаю я — Вы все еще ему доверяете. И, кроме того, семья, в которой есть старики и младенцы, имеет право на чуточку спокойствия. А Габриэль устроит вам сущий ад, особенно если он физически зависим. У меня есть свободная квартира и свободная неделя. Я могу его там продержать то время, на протяжении которого могут раскрыться наихудшие проявления физической зависимости.
Они смотрят на меня. Широко открытыми глазами.
— Мы даже не знаем, как вас отблагодарить, но… — говорит мать.
— Отблагодарите потом. Если все получится. В данный момент нужно его ко мне доставить. Если он не захочет признаваться, потом, когда ситуация немного успокоится, мы можем купить тест на героин в моче. Сейчас необходимо сохранить спокойствие этого дома. Я попрошу о помощи вашего брата, если это возможно. Со своей стороны я ставлю только одно условие. Не контактируйте с ним на протяжении этой недели. Он сделает все, чтобы убедить вас в том, что его нужно выпустить. Он способен прибегнуть к любому обману. Вообще не слушайте то, что он говорит.
После короткого совещания мы звоним к дяде Габриэля. Габриэль будет дома через два часа, дядя должен пораньше сюда приехать. У него есть джип, будто бы специально созданный для перевозки буйных наркоманов. Когда он наконец-то приезжает, женщины проводят с нами еще одно совещание, а потом с одним дядюшкой. В конце концов, все убеждаются в том, что нужно принять мое предложение. Потом наступает время ожидания, во время которого жена собирает для Габриэля зубную щетку, электробритву и немного белья. Я делаю женщинам чай, ну и себе, конечно, тоже. В состоянии, в котором я сейчас нахожусь, даже наименьшее удовольствие превращается в настоящую оргию, не говоря уже об ароматном, обильно подслащенном чае.
Мое спокойствие служит опорой для матери и жены Габриэля, а также для дяди. И благодаря этому операция проходит на удивление легко. Габриэль наконец-то появляется дома — конечно же, жестко обкуренный. Но, несмотря на это, он орет, когда все мы ведем его к машине. Он кричит, что это я — обдолбанный, что это я — последний наркоман. Мать говорит ему, что в таком случае и она тоже наркоманка.
Потом Габриэля располагают в моей квартире, на моей кровати. Это выглядит так: я сижу у него на груди, а он плюет в меня и кусается. Я сдерживаюсь, чтобы не заснуть от удовольствия, а дядя наконец-то уходит.