Герой нашего времени.ru
Шрифт:
— Ты тоже считаешь, что все женские беды от мужчин? — задал он вопрос Светлане.
— Это тебе Наташа говорила?
Иванов кивнул.
— Давай, Саша, мы как-нибудь потом подискутируем на эту тему, — она остановилась и протянула ему вскрытый конверт. — Я принесла тебе письмо…
«Здравствуй, Света!
Привет тебе с берегов реки Терек, что течёт у подножия хмурых и суровых чеченских гор, передаёт твоя младшенькая непутёвая сестра!
Как вы там поживаете? Как себя чувствует наша любимая мамочка? Поцелуй и обними её за меня. А как там ведёт себя мой самый дорогой, мой самый любимый зайчик — моя доча Наденька? Скучаю по ней очень. Постоянно смотрю на фотографии. Выросла, наверное, без меня. Считаю деньки, когда, наконец-то, её увижу. Скажите ей, что мамочка скоро приедет и привезёт много-много подарков. Мамочка её очень любит! Вспоминает ли она меня? Скучает ли? Пусть подождёт ещё
У меня всё нормально. Меньше месяца осталось до конца командировки. Сама жду не дождусь, когда уже увижу всех вас. Очень надеюсь, что выплатят «боевые», как положено. Хоть тогда не зря всё это. Но нашим офицерам, что отбыли в прошлом месяце, до сих пор не заплатили. Мне «мой» Андрей Валентинович письмо прислал. Клянётся в вечной любви. Зовёт к себе. Спрашивает, почему не пишу? А что я ему напишу? Я ему всё по телефону сказала. Не верит. И напрасно. Я уже всё решила.
Знаешь, Светка, и ты сразу не поверишь: нашёлся человек, с которым мне хорошо. Я, сама не желая того, неделю назад одного майора-вертолётчика «охмурила». Ещё при первой встрече на аэродроме я на него внимание обратила: смотрю, улыбается красавчик, в глаза заглядывает, но без всяких намёков. День был очень тяжёлым. Грубо что-то я ему тогда ответила, как обычно могу. А он спокойно так говорит: «Нравишься ты мне…», и чувствую, как от звука его голоса, вроде, как-то легче стало. Понравилась мне и его улыбка. И взгляд такой открытый. Запомнилась мне эта его фраза, долго из головы не выходила. Не видела я его несколько дней, но вспоминала, думала о нём. Стала узнавать: кто он, где он? Разузнала через его друга. Помнишь, я тебе рассказывала про Мишу Ковалёва? Это тот врач, который пытался за мной ухаживать. Замуж ещё предлагал. Ну, я так аккуратненько у Ковалёва про этого майора всё повыспрашивала. Он же нас и познакомил потом. Я очень обрадовалась при следующей встрече, но держала себя в руках. Хотела ему понравиться. А он никаких попыток познакомиться ближе и не сделал. Даже свидания, как все, не назначил. Я разозлилась: неужели не нравлюсь? Ну, думаю, держись, вертолётчик! Сколько можно от ухажёров отбиваться, почему бы и самой не поиграть? Парень-то видный. А там посмотрим. Может быть, пофлиртую и брошу парнишку, чтобы знал, как задаваться. А может, и посерьёзней закручу. Но не выходил из головы у меня этот вертолётчик, хотя я пыталась убедить себя, что это временное затмение, что скоро всё пройдёт. А через два дня он позвал, и я побежала. Представляешь, как дура побежала! И на первый взгляд, вроде, ничего особенного в этом майоре нет, но — орёл! Теперь я, как усмирённая дикая лошадка, имею своего хозяина. Не веришь? Правда. И никто мне больше не нужен. А мне с ним хорошо, Светка! Часто о нём думаю. Только вот рассказать ему всего не могу. А врать не хочу.
Часто представляю, как идём мы втроём: он, я и Надюшка по нашему парку, я держу его под руку, Надюшка впереди бежит — смеётся! Мы — семья. Хорошо бы! Ничего больше и не надо в жизни! Из Саши неплохой отец получится. Конечно, он — не Денис. Денис — красавец. Дениса я любила и, наверное, не всё ещё совсем прошло. И всё-таки, он — отец Надюшки. Если бы не его вторая семья, может быть, и простила бы я его тогда, и пошла бы замуж. Но это всё в прошлом.
Теперь пишу по порядку. Зовут моего летуна Сашей, он — командир звена вертолётов. Ему тридцать два года. Правда, был женат, сыну полтора годика. Уже больше года, как в разводе. Говорит, что жена ушла, потому что был виноват. Честно признался, что изменял. Сожалеет. Несмотря ни на что, хорошо мне рядом с ним, спокойно. Никто больше и не нужен. Так бы до конца своих дней и прожила с ним, как за каменной стеной. И, наверное, когда-нибудь полюбила бы за его надёжность, за его порядочность, за его открытость. Что ещё надо женщине? Только позовёт ли он меня замуж? Это — вопрос. Знаю, что нравлюсь я ему. А что дальше? Вся наша с тобой арифметика про мужиков тут разломалась. Не могу и не хочу я ему голову морочить и мучить его не хочу. Нравится он мне. Сама жду каждой встречи. Хочу снова в глаза ему посмотреть, голос его услышать, руки его сильные почувствовать. Ты не можешь себе представить, Света, как здесь хочется быть просто женщиной. И пусть будет всё как будет! Может быть, и сам замуж позовёт? Думала об этом. Замуж за него хочу. Я ему самой лучшей и верной женой стала бы.
Встретимся, я много ещё о Саше расскажу. Может, приедем вместе, и ты его увидишь, — сама всё поймёшь. Вообще, мне столько тебе ещё надо рассказать! В письме всё и не поместится.
А вообще, Света, мне, наверное, надо чувствовать себя очень счастливой? Я ведь знаю, что нравлюсь ему. И он мне. Но я сомневаюсь: любит ли? И не пройдёт ли быстро это наше увлечение? Это меня очень беспокоит. Хочу надеяться, что он ко мне относится серьёзно. Только теперь я поняла, что настоящее предназначение женщины — ждать своего единственного мужчину. Для Саши я научусь этому. Я очень хочу научиться ждать, быть женщиной, супругой, заботиться о своём единственном мужчине, думать о нём, просыпаться и засыпать, мечтая быть вместе с ним. Это так прекрасно! Наверное, только после встречи с Сашей я поняла, как неправильно живу! Даже страшно стало. И я обязательно полюблю его, он даже не узнает, что я его не любила. Света, а вдруг всё это завтра кончится? Нет, не кончится. Так не может случиться! Я надеюсь и верю, что он меня любит! И когда он мне скажет об этом, тогда мы будем жить только друг для друга. Я никогда не позволю ему меня бросить.
А ещё он мне читал свои стихи и пел свои песни. Они у него красивые и умные.
А ещё он очень смелый и дерётся, как настоящий мастер. Он заступился за мою подругу Ирину (я тебе о ней писала). Теперь она в Саше души не чает. И вообще, мне не нравится, что на него другие заглядываются. Есть у меня ещё одна подруга — Тамара. Про неё ходят легенды как о непреступной крепости. А тут она говорит мне: «Смотри, не потеряй, а то подберу». Представляешь? Это про Сашу. Постараюсь не потерять. И я помню о твоей науке, постараюсь обеспечить ему нескучные условия существования: и ревновать заставлю, чтобы дорожил, и добиваться, чтобы ценил. Но любить заставлю. Ты меня знаешь!
Когда приедем, смотри, Светка, сама не влюбись в моего Александра. А то ведь я твою красоту подпорчу, не посмотрю, что родная (шучу).
До скорой встречи, сестрёнка. Поцелуй за меня Надюшку и маму. Может, удастся еще позвонить.
Наташа».
Иванов перечитал письмо несколько раз. Вглядываясь в любимый почерк, он держал в пальцах драгоценный листок бумаги как тоненькую нить из прошлого, из счастливого недавнего прошлого, ещё тёплого, ещё осязаемого, нить, которая вот-вот оборвётся, если только он выпустит листок из рук. Не любила! Но ведь хотела любить! А чувства к Денису? Не всё в жизни просто объяснить. С этим уж как-нибудь бы разобрались. Если б только Наташа жила!
Света молча стояла у окна и не мигая смотрела в темноту. Потом Наташиным голосом тихо произнесла:
— Вот вы и приехали. Вместе…
— Знаешь, — признался ей Иванов, — а я тогда в последний наш вечер решил, что сделаю Наташе предложение, скажу, что люблю… при следующей встрече. Но только следующая встреча… — Иванов не закончил. Он снова упал лицом в подушку. Он снова хотел ощутить запах Наташиных волос.
— Выпьем? — предложила Светлана, повернувшись от окна и посмотрев на Иванова.
— Выпьем. — Иванов сделал попытку подняться.
— Посиди. Сейчас принесу. — Светлана, стуча каблучками, быстро вышла из комнаты.
Она скоро вернулась, в руках у нее была начатая бутылка водки и два стакана. Иванов разлил. Пили стоя.
— Светлая память тебе, сестрёнка! — Светлана поднесла к губам стакан.
Иванов выпил молча.
— Я побуду с мамой. Если что, зови. — Света положила руку на плечо Иванова. — Держись, Саша.
— И ты держись.
Света не забрала конверт. Перечитывая раз за разом Наташино письмо, остатки водки Иванов допил один. Поднимая стакан за стаканом, он каждый раз не стеснялся слёз. Он плакал от бессилья что-то изменить, от жестокой несправедливости этого мира. Затем он провалился в тяжёлый сон.
Иванову снились кошмары: страх, грохот, обжигающий огонь вокруг и тупая боль. Потом пустота. «Это смерть», — понял Иванов.
— Наташа! — закричал он.
— Наташа! — отозвалось эхо в неожиданно наступившей глухой тишине.
Иванов стал проваливаться в чёрную бездонную пропасть.
— Наташа! Наташа! — в окружающей жуткой пустоте отражался со всех сторон чужой металлический голос.
— Наташа! — снова закричал Иванов и вскочил с кровати, сбрасывая остатки кошмара. Сердце бешено колотилось в груди. Во рту пересохло. Хотелось пить. Стерев со лба холодный пот, Иванов пошёл по направлению к кухне.
Поглаживающими движениями он нащупал на стене выключатель. При свете тусклой лампочки Иванов увидел, как, упав лицом на руки, над столом тихо рыдает Светлана.
— Света, — позвал Иванов.
Рыданья стали слышны громче.
— Света, — Иванов подошёл и положил ей руку на плечо.
— Уйди! — не поднимая головы, дёрнула плечом девушка.
— Света. — Иванов не уходил и руку не убрал. — Не стесняйся. Поплачь. Будет не так больно.
Она подняла голову. Слёзы, припухшие глаза и губы, растрёпанные волосы совсем не портили её. Перед Ивановым сидела другая, сбросившая маску надменной красавицы женщина. Иванов подумал, что всё равно женское горе не должно быть таким красивым.