Герой по найму
Шрифт:
Пока что каким-то чудом он умудрялся находить правильную дорогу, но с точки зрения вероятности, каждый следующий его прыжок в неизвестность сильно понижал шансы на благоприятный исход. Рано или поздно наступит момент, когда Джуба ошибется. Тогда смерть: быстрая, но страшная. Топь поглотит и не подавится.
Тем более что с каждой минутой все сильнее темнело, и уже скоро будет не разобрать того, что находится на расстоянии вытянутой руки.
Однако пока фартило, Игги прыгал и прыгал, птица неслась позади, стреляя пламенем, и внезапно он выскочил
*Это была та самая поляна, где уже побывал младший принц Джафар, похитив заветное перо.
Игги по инерции пробежал несколько шагов и остановился прямо перед беспорядочным переплетением ветвей и всего, что нашлось на болотах. Это нелепое сооружение птица считала своим домом и самым лучшим местом на всем белом свете.
Позади слышался яростный клекот приближающейся, оскорбленной в своих лучших ожиданиях, птицы, и Игги сделал то единственное, что мог — с разбегу прыгнул в гнездо!
Разбег оказался достаточный, полет долгий — и Джуба приземлился ровно в центре, в окружении голодных птенцов. Благо, никого не раздавил и ни на кого не наступил. Полет окончен, спасибо за то, что воспользовались нашими услугами. Ваши ноги.
Птенцы, увидев гостя, тут же начали требовательно открывать рты, желая питаться. Они всегда были голодны, как Дубыня, а мать-птица не успевала наловить достаточно бегающего мяса, чтобы покрыть потребности их растущих организмов.
По статистике, которую никто не вел, из десятка новорожденных жар-птиц выживала лишь одна.
— Тише-тише, дурынды! Молчите!
Но птенцы не слушались и клекотали все громче. Шансы на то, что разъяренная мамаша проигнорирует подобное, сводились к нулю.
Игги это понял, схватил первого попавшегося птенца за шею и сунул в мешок*.
*Откуда он взял мешок, останется тайной. Ведь не всякое должно быть объяснено логически, иногда случается чудо, и это как раз тот случай. Для тех, кто не верит в чудеса, все же поясним: Джуба обмотал его вокруг пояса и теперь развязал. Кто не поверил в эту версию, ваши проблемы.
Сверху легла широкая тень птицы, опускавшейся к гнезду на зов своих детей.
«Вот и конец мне пришел», — понял Джуба, но не в его характере было складывать ручки и ждать смерти. Пока тень опускалась сверху, он пополз в сторону, продираясь сквозь колючие ветви гнезда, оставляя за собой кровавый след и волоча мешок за спиной.
— Ядрен-батон! Мать-перемать! Мысло-коромысло! Факю-биден*! — если бы кто-то полз за ним следом и записывал все, что он говорит, можно было бы издать словарь бранных слов.
Это последнее ругательство пришло к Джубе однажды во сне, который он после посчитал провидческим. Никакого понимания, о чем именно идет речь в этом явном оскорблении, он так и не обнаружил.
Шаг за шагом, Джуба с мешком продирался наружу. Вот только все это время его тревожила единственная мысль: где жар-птица? Не получится ли так, что, едва он высунет голову наружу, тут же и подставится под негасимое пламя. Валяться обугленным куском мяса, приготовленным неумелым учеником уличного торговца шашлыком из котят*, Игги не хотел. Тем более что он украл птенца — такого ни одна мать не простит!
*Злое и жестокое время стояло на дворе.
И все же он нашел выход в лабиринте гнезда, следующий отрезок сверкнул солнцем, несмотря на ночь*, и Игги выбрался наружу.
*В Тридевятоземелье случаются происшествия, которые невозможно объяснить научным путем. В таких случаях говорит, что во всем виноваты ведьмы, и тут же начинают ловить всех красивых баб. Но, в отличие от заграницы, их не топят и даже не сжигают. Их просто сажают под замок и заставляют вязать крестиком пледы и зимние шапочки. От такой нудной и методичной работы ведьмы чахнут и теряют свой дар.
Тишина, спокойствие, почти полная темнота.
Джуба аккуратно, шаг за шагом начал отступать от гнезда, надеясь скрыться как можно дальше под прикрытием тьмы.
И тут птенец громко и требовательно заклекотал.
Если бы ему можно было заткнуть клюв, Игги сделал бы это. Но клюв был на морде, морда на птенце, птенец в мешке, и крик раздался, как гром среди ясного неба, четкий и слышимый за много шагов.
Но много шагов и не понадобилось.
С неба планировала жар-птица, ясно видная при свете луны и звезд. Она опустилась на землю в нескольких шагах от Джубы, распушила крылья и остаток хвоста в два пера*, и распахнула пасть, дабы умертвить своего врага последним залпом.
*На самом деле перьев в хвосте было существенно больше, вот только они все отличались размерами. Те, что выдрали претенденты, были самыми большими и красивыми.
Игги инстинктивно выставил мешок с птенцом перед собой, понимая в глубине сознания, что птенец жар-птицы — это маленькая жар-птица, а значит, огня он не боится.
Джуба закрыл глаза, готовясь к смерти.
Прошли секунды, но огненного шторма не последовало. Джуба открыл глаза.
Птица опустилась на землю и съежилась до своего обычного состояния, размером с индюшку. Но это не главное.
Ее обнимал и гладил человек, непонятно откуда тут взявшийся. Приглядевшись в сполохах искр, сыпавшихся с птицы, Игги опознал в ночном госте певца Елисея — еще одного желающего заполучить царевну Веселину, ее длинную косу и толстую попу в личное пользование.
— Птичка моя, родная! — приговаривал Елисей, наглаживая цветные перья. — Не тронь его, пусть себе идет! И детеночка твоего он пристроит туда, где его будут кормить, поить и лелеять*.