Герой. Бонни и Клайд: [Романы]
Шрифт:
Но он не решился бы удрать из города. Во-первых, потому, что его все равно схватят, ведь с помощью этих полицейских компьютеров можно узнать все обо всех. Ты можешь убежать, Берни, но спрятаться тебе не удастся. А главное, почему не избежать тюрьмы, так это потому, что Донна О’Дей заложила свою машину и компьютер, чтобы уплатить залог за него. Он должен ей двадцать пять тысяч долларов и, поскольку у Берни, как обычно, не было денег, он знал, что такой долг не в состоянии вернуть.
Измученный и в совершенно расстроенных чувствах, Берни ла Плант притащился в «Шэдоу Лоундж». Куда еще он мог податься?
Берни миролюбиво поднял руки.
— Я не буду на тебя в обиде, если ты выкинешь меня отсюда. Но я не хотел тогда подставлять тебя. Ты уж извини.
— Я и не собираюсь выкидывать тебя, Берни, — спокойно ответил Чик.
У Берни на лице было написано поражение и крушение всех планов и надежд, что было так непохоже на него. Этот невысокий человек всегда был с избытком наделен нервной энергией, в уме он всегда обдумывал- очередную сделку. А нынче он что-то слишком тихий. Чик налил ему стакан «7+7» и поставил на стойку бара перед Берни.
— Спасибо, Чик, я с удовольствием выпью, — тихо отозвался Берни. Он пил медленно, растягивая удовольствие. Обстановка в баре действовала на него успокаивающе, и если какое место можно было считать для Берни ла Планта домом, то этот бар, вероятно, был одним из таких мест.
Между тем по телевизору в баре, всегда включенному, начали передавать последние новости.
Оказалось, Джон Баббер, герой, спасший рейс 104, сегодня утром совершил чудо в детской больнице. Мальчик, жертва автомобильной катастрофы, многие месяцы находившийся в коматозном состоянии, внезапно вышел из него менее чем через час после того, как Баббер поговорил с ним.
— Врачи считали мальчика обреченным и не имеющим шансов остаться в живых, а теперь он начал медленно, но уверенно поправляться, — улыбаясь, сказал диктор. Камера показала крупным планом сначала Баббера, затем мальчика. Храбрый маленький Аллен, все еще под капельницей, уже лежал с открытыми глазами и даже улыбался репортерам.
— Какой мужик, да! — с чувством восхищения сказал Чик, качая головой. — Вьетнам, авиакатастрофа, а теперь чудеса творит.
Берни кивнул. Весьма странно, но последнее деяние Баббера даже не ранило Берни, а показалось ему где-то... неизбежным. Он сидел, глубоко задумавшись, и впервые в жизни Берни ла Плант пытался постичь нечто большее, чем он сам.
— Чик, — произнес он наконец после долгого молчания, — что бы ты ответил, если бы я сказал тебе, что я вбежал в горящий самолет, спас людей и рисковал своей жизнью?
— Как герой Баббер?
Берни кивнул.
— Да, что-то в этом духе.
Чик казался озадаченным.
— Ну... а... что я должен ответить? Это что, загадка?
— Понимаешь, если бы я рассказал тебе такое, ты бы мне поверил? — он смотрел на Чика в ожидании ответа.
Чик серьезно обдумал свой ответ. Берни оказался прав: он бы не поверил ему. Чик осторожно подбирал слова, чтобы не обидеть Берни.
— Это же ясно, как день, Берни, — ответил, наконец, Чик. — Ты бы не сделал это. Не обижайся. Я бы тоже... Ты понимаешь... этот Баббер... это особый тип человека, героический тип. Ты и я... мы не герои. Это не в нашей природе. Это не значит, что мы плохие люди. Просто у нас нет наклонности к этому. А зачем тебе это?
Берни угрюмо покачал головой.
— Да так просто, — пробормотал он.
В словах Чика была доля правды. Хотя Берни ла Плант и спас всех этих людей, он не был героем. А Джон Баббер, хотя и не освобождал их, был героем. Берни пришла в голову мысль, что понятие правды зависит от того, как ее воспринимать. Если ты веришь в правдивость чего-либо, значит, это... правильно... Люди хотели, чтобы Джон Баббер был героем, воспринимали его как своего героя, поэтому он и стал их героем. Во всяком случае, сейчас для Берни было слишком поздно что-либо предпринимать по этому поводу.
— Я бы не стал из-за этого расстраиваться, Берн. Совсем не обязательно быть героем, чтобы быть человеком.
Берни покачал головой. Он был расстроен, но совсем по другому поводу.
— Дело в том, Чик, что я арестован.
— Арестован? — как эхо, повторил за ним Чик. — Из-за тех кредитных карточек? Берни, твой адвокат...
— Да, меня ждет тюрьма . И вовсе не из-за кредитных карточек, это ерунда. Мне предъявлено обвинение, и завтра вынесут приговор. Я замешан в продаже нескольких ящиков с латексной краской.
В судебном отчете записано, что я «антисоциальный тип».
— Антисоциальный? — Чик казался удивленным. — Ты? Боже мой, Берни, о каком количестве краски идет речь?
— О большом, — ответил Берни, опустив лицо в стакан, — об очень большом.
Вовсю шла репетиция к записи на пленку воспроизведения авиационной катастрофы. Джон Баббер и не предполагал, что это будет обставлено с таким размахом, с таким огромным количеством людей, снующих в разные стороны. Впервые в своей жизни он провел двадцать минут в гримерной, и нельзя сказать, что благодаря этому почувствовал себя более уютно.
На сценической площадке №1, при ослепительном свете юпитеров, съемочная группа воссоздавала обстановку рейса 104 более в голливудском стиле, чем в настоящем. В настоящем самолете в результате катастрофы был сильно поврежден фюзеляж, нарушено освещение, сломаны сиденья. В искусственно же созданном самолете все было аккуратно и хорошо освещено, тут речь шла скорее о символе, чем об исторической правде.
Но даже несмотря на все это, внутри самолета Бабберу становилось не по себе. Ему здесь было не место. Здесь было место Берни ла Планта. Баббер снова ужаснулся при мысли, как мог этот неприятный невысокий человек войти в самолет, охваченный дымом и огнем, и вытащить всех этих людей.
Это, должно быть, был его звездный час. Джон вспомнил, как встретился с Берни через несколько часов после спасения им людей. Будучи опустошенным и удрученным, Берни, кроме того, был перепачкан грязью. Молодая бортпроводница Лесли Шугар тоже репетировала свою роль. На ней была разорванная униформа, ее лицо было исцарапано и покрыто синяками, были видны следы крови на руках и на лбу.
Были здесь и другие пассажиры: маленькая Келли с матерью Сьюзен, мистер Смит и, конечно, Гейл Гейли. Они также должны были выглядеть достоверно: следы ран и ушибов были нарисованы на их лицах и телах волшебниками из гримерного цеха.