Герой!
Шрифт:
Боже, как же болит живот…
Вонючая грязь на лице. Похоже, он упал вслед за Глорой…
— Эй, приятель! Решил поспать среди бела дня?
Ваун заставляет себя открыть глаза. Заставляет себя повернуть голову. Он узнает потрепанные башмаки Нивела.
Он слабо улыбается.
Теперь его Нивел несет, вот потеха. Нивел при ходьбе весь шатается, волоча за собой больную ногу. И Ваун теперь вместе с ним. Туда-сюда. Туда-сюда. Где-то позади слышны Глорины молитвы.
— Есть хочешь, черноглазый? — Нивел тяжело дышит. — Есть немного супа из угря для голодных сорванцов.
— Не хочу, Нивел.
— Чо это,
— Не хочу, — стоит на своем Ваун, с трудом выгоняя слова из пересохшего рта. И этот проклятый живот…
Нивел задыхается, опускает Вауна на землю, встает рядом на колени. Глора далеко позади в танце размахивает руками.
— Надо передохнуть, — говорит Нивел, пристально рассматривая Вауна. Он приподнимает грубым пальцем его веко, будто бы хочет под ним что-то найти.
— Каждый ли день ты получаешь свою порцию бустера?
Ваун неуверенно кивает. Нивел бормочет что-то такое, не разобрать.
— Слушай меня! Черноглазик! Внимательно слушай! И не обращай внимания, что лепечет эта туполобая… что скажет тебе мамочка, договорились? Ты будешь получать свою порцию бустера каждый день, ты понял? Каждый день без исключения!
Если у вас дома его не найдется, ты придешь ко мне. Или попросишь у кого-нибудь. Даже в большом городе. Когда у тебя нет бустера, ты должен попросить у любого мальчика, у любой девочки, и если у них есть, они обязаны с тобой поделиться. Это закон. Бустер — для всех. Понял?
Ваун никогда не видел Нивела в ярости, а потому согласился.
— Одной еды недостаточно, — говорит Нивел, будучи, по-видимости, уже менее уверенным. — В пище чего-то такого нет, что должно быть, и что-то есть, чего не нужно, и те, кто не получает своей порции каждый день, очень-очень скоро начинают болеть, не растут, не становятся взрослыми, никогда не вышибают дерьмо из Олмина.
Ваун смеется. У них эта шутка на двоих. Нивела здоровяком не назовешь, он не может много работать со своей больной ногой, потому живет сам по себе, в то время как все остальные мужчины живут с женщинами, и у них есть маленькие дети.
Время от времени Нивел приходит пожить к ним, и это самые лучшие дни, хоть Вауну и приходится спать на полу — Глора меньше разговаривает с Господом, реже будит его посреди ночи, чтобы Ваун присоединился к молитвам. Но это длится всегда меньше, чем хочется.
Никто так не любит Нивела, как Ваун. Даже Глора. Глора в особенности.
Потому что она рассказывает о нем такие вещи, что мальчишки получают возможность лишний раз посмеяться над ним. А иногда Глора бывает и ничего.
Нивел поднимается, поднимает Вауна, взваливает его на плечо, кряхтя и шатаясь.
— Ты запомнил, черноглазик? Кто не ест бустер, тот не может жить на Ульте, запомнил?
Еще несколько шагов… Туда-сюда!.. Туда-сюда!.. Ваун говорит хрипло:
— А где он живет, Нивел? Тот, кто не ест бустер?
— Он не живет, — отвечает Нивел, отдышавшись. — Он засыхает и умирает.
Сновидец — Розовый, водит — Малиновый. Их около дюжины — нет, сотни — нет, тысячи. Сновидец Розовый, а водит Багряный.
Десятки малышей — нет, тысячи, и все увертываются и смеются, а Багряный пытается поймать их. Они разбегаются и катаются по траве, разливаясь и летая миллионами цветов, но вокруг Багряного всегда пустое пространство. Они пищат и кричат, кривляются и хохочут. Высоко в небесах светят солнца-близнецы — две алые подушки на синем покрывале неба. Но Багряный устал. Он изнемог и больше не смеется. Сновидцу жалко его, он нарочно спотыкается, чтобы дать Багряному схватить себя. Теперь водит Розовый. Он должен ловить других. Придите ко мне, братья, и я прикоснусь к вам… Сон меняется. Теперь сновидец стал Синим… Смуглые руки барахтаются в хаосе воплей и брызгах воды. Все убегающие от него разом выбираются на берег. С криками «Ой» и «Он поймал меня!» они выскакивают из воды, отряхиваются, дрожат и хохочут — коричневые мокрые малыши. Сегодня сновидец Синий, но как только он хватает с травы свои шорты, их хватает и другая рука. Он улыбается и получает улыбку в ответ, обе руки отпускают шорты и ищут другие. Вот так другой мальчик становится Оранжевым, а сновидец — Коричневым… а на самом краю берега возникает Черный. Сновидец ловко выставляет локоть, Черный валится на спину. Вскоре все вовлечены в игру, и сам сновидец падает во вздымающуюся и опадающую волну тел братьев… Братья, я иду…
Сон меняется…
Луна не светит, и в спальне темно. Вроде бы малыши должны спать. Но ночь сегодня необычная, сегодня ночью почти все плачут. Пришли известия с Ксанакора.
Там уничтожен улей. На него напали рэндомы, и улья больше нет. Есть кадры, есть жуткие рассказы, и старшие отправили малышей в кровати пораньше, сказав, что сегодня ночью у них будут важные разговоры. Но сновидец-то знает, что на самом деле они так сказали для того, чтобы самим поплакать, глядя на звезды, и не послужить дурным примером для малышей.
Но малышам ведь тоже хочется поплакать! Сновидцу позволено немного посидеть на коленях у большого мальчика. Тот обнимал его и гладил, но этого не хватило. Слишком много еще слез ему нужно было пролить. Он не может уснуть, потому что думает о своих братьях. В теплой темноте всхлипывают другие малыши.
Стоит одному затихнуть, как принимается рыдать другой. Из-за этого у сновидца комок подступает к горлу и в памяти загораются кадры воспоминаний: он видит перед собой братьев — их хватают, пытают, они истекают кровью и горят в огне.
Братья на вид не старше его. Они истекают кровью и кричат. И он снова плачет, задыхается, стонет.
Он слышит шаги и поднимает голову. Кругом ходят братья, и только он успевает понять, что происходит, около него в темноте возникает фигура.
Сновидец с благодарностью подвигается, и рядом с ним садится брат. Они обнимаются и плачут вместе, поливают слезами пижамки друг друга — они оплакивают своих сородичей, погибших на Ксанакоре.
— Адмирал?
Ваун, должно быть, задремал. Сухой голос аварийной системы торча заставил его вздрогнуть.
— А? Чего?
— Вы просили, чтобы Вам сообщили, когда Вы будете возле самого удобного подступа к Форхилу.
— Ох… да.
Он же летел к Тэму.
Ваун потянулся, потер глаза, расправил мозги, как поглаженные носки. На востоке закат пылал кровью с золотом. Он лег курсом в сторону «Каслорн Интернешнл» — так более всего будет похоже на безобидный полет по направлению к оборонительным рубежам Тэма.
Он так и не придумал, как пролезть в Форхил; он мог бы прорваться силой, но только не в торче, конечно.