Герой

Моэм Сомерсет Уильям

После этого она протянула Мэри туго увязанные цветы в гофрированной бумаге. Букет напоминал баранью ногу.

– А теперь мы все споем псалом сто тридцать седьмой, – объявил мистер Драйленд.

Псалом спели громко и энергично, а миссис Клибборн с нежной улыбкой прошептала миссис Парсонс, как приятно видеть такой энтузиазм у низших классов. Едва музыка затихла, возникла короткая пауза. Потом викарий, откашлявшись, выступил вперед.

– Капитан Парсонс, леди и джентльмены, прихожане Литл-Примптона. Хочу воспользоваться предоставленной мне возможностью и сказать несколько слов.

Викарий произнес превосходную речь.

Банальные мысли, наглядные наблюдения, понятная мораль. Все фразы заканчивались звонким словом, указывая на его блестящие ораторские способности. Мистера Джексона везде слушали с удовольствием, и короткие резюме не позволяли оценить речи викария по достоинству из-за его склонности к пустословию. Незачем упоминать о том, что, закончив, он предложил еще раз приветствовать героя и слушатели восторженно на это откликнулись.

Джеймс счел празднество безвкусным и нелепым, хотя, занятый мыслями об отце, едва замечал, что происходит. Поначалу полковник Парсонс, погрузившись в глубокую депрессию, не обращал внимания на церемонию, и его взгляд то и дело возвращался к Джеймсу, а тот был в отчаянии от того, что так глубоко огорчил отца. Но возраст и слабость не позволяли полковнику слишком долго сосредотачиваться на чем-то одном. Время – лучший лекарь. Очень скоро старик забыл о жестоких словах сына, начал улыбаться, его лицо вновь выражало гордость и счастье.

Несмотря на это, Джеймс чувствовал, что должен искупить свой грех. Как только викарий замолчал, Джеймс понял, что от него ждут ответа. Он тут же подумал, что ему предоставляется возможность искупить вину перед отцом. Джеймсу претило выступать перед слушателями, но он смирился с этим. Никто, кроме него, не представлял себе, какая мука обращаться к глупым любопытным людям.

– Я очень благодарен вам всем за теплый прием, – начал он.

Голос дрожал от волнения и едва подчинялся ему, кровь прилила к лицу. Джеймсу казалось унизительным говорить все, что накопилось у него на душе. Он боялся сделать признание, волновался, что не сумеет выразить свои мысли. Заметил он и репортера местной газеты, который что-то торопливо записывал.

– Я очень тронут вашей добротой. Разумеется, я безмерно горжусь тем, что награжден крестом Виктории, но убежден: всем случившимся со мной я обязан моему отцу. Вы все знаете моего отца, знаете, каким храбрым он был солдатом. Благодаря его примеру, наставлениям и постоянной заботе мне удалось сделать ту малость, за которую меня сейчас хвалят. И я должен сказать, что обязан всем ему и моей матери. Мысль о безупречной и блестящей карьере отца, живущий в нем дух победителя поддерживали меня в трудные минуты. И я всегда старался доказать, что достоин моего отца и имени, унаследованного от него. Вы прокричали «ура» в мою честь, за что я очень вам признателен, а теперь прошу вас трижды прокричать «ура» в честь моего отца.

Полковник Парсонс повернулся к сыну, как только тот заговорил. Когда он понял значение слов Джейми, глаза его наполнились слезами счастья и благодарности. Воспоминания о том, что случилось за обеденным столом, рассеялись как дым, он испытывал только радость. Полковник даже подумал: «Теперь я могу умереть счастливым!» Потрясенный до глубины души, он совершенно не стыдился слез, достал из кармана носовой платок и неспешно вытер щеки.

Оркестр заиграл «Правь, Британия!» и «Боже, спаси королеву!», а потом все отбыли в порядке, установленном мистером Драйлендом. Те, кто стоял под триумфальной аркой, тоже разошлись. Джексоны и чета Клибборнов отправились по своим делам, Мэри вернулась в дом.

Она взяла Джейми за руки, и ее глаза заблестели от слез.

– Ох, Джейми, ты такой хороший! Как прекрасно ты говорил об отце! Ты не знаешь, что осчастливил его.

– Очень рад, что тебе понравилось, – серьезно ответил Джеймс. Он наклонился, обнял Мэри за талию и поцеловал.

На мгновение она прижалась к его плечу, но на том все и закончилось. Больше всего ей хотелось держаться стойко, как и положено жене солдата. Так что Мэри не поддалась эмоциям и выскользнула из рук Джейми.

– Я должна бежать, не то мама рассердится на меня. До скорого свидания.

Джеймс прошел в гостиную, где его отец, утомленный переживаниями дня, пытался обрести душевный покой, читая передовицы утренней газеты. Миссис Парсонс сидела на своем привычном стуле, вязала и приветствовала сына любящей улыбкой. Джеймс видел, что они довольны произнесенной им не очень-то складной речью. Слова, которые все еще звучали в его ушах, ему самому казались сентиментальными и претенциозными, но он чувствовал, что его родителей они очень порадовали.

– Мэри ушла? – спросила миссис Парсонс.

– Да. Сказала, что ее мать рассердится, если она останется.

– Я заметила, что миссис Клибборн расстроилась. Наверное, потому, что в центре внимания оказалась не она. Думаю, она самая безнравственная женщина из всех, кого я знаю.

– Фрэнсис! Фрэнсис! – воскликнул полковник.

– Это так, Ричмонд. Она очень плохая женщина. Ее отношение к Мэри – сущее безобразие.

– Бедная девочка! – согласился полковник.

– Ох, Джейми, у меня закипает кровь, когда я об этом думаю. Иногда бедняжка приходила к нам такой огорченной и плакала так, будто у нее разбито сердце.

– Но что же делала миссис Клибборн? – удивился Джеймс.

– Нет, не могу тебе сказать. Она невероятно злая. И ненавидит Мэри, потому что та выросла и тоже привлекает внимание. Она постоянно обижает девочку жестокими замечаниями. Ты видишь ее в те моменты, когда она старается показать себя в лучшем виде, а наедине с Мэри миссис Клибборн ведет себя ужасно. Оскорбляет, говорит, что она уродина и плохо одевается. А как ей одеваться лучше, если миссис Клибборн тратит все деньги на себя? Я сама слышала, как она сказала Мэри: «Какая же ты глупая и неуклюжая! Мне стыдно брать тебя с собой!» А ведь Мэри – сама доброта. Она преподает в воскресной школе, учит мальчиков петь в хоре, навещает больных, но миссис Клибборн все равно жалуется, что пользы от нее никакой. Я хотела, чтобы Ричмонд поговорил об этом с полковником Клибборном.

– Мэри настоятельно просила меня не говорить, – ответил полковник Парсонс. – Она готова вынести все, лишь бы не обострять отношения между отцом и матерью.

– Она ангел доброты! – восторженно воскликнула миссис Парсонс. – Настоящая мученица и ведь к матери относится так почтительно, словно та – лучшая женщина в мире. Никогда не скажет о ней дурного слова.

– Иногда, – вставил полковник Парсонс, – Мэри говорила, что ее единственная радость в жизни – мысли о тебе, Джейми.

– Мысли обо мне? – переспросил Джеймс, потом, помявшись, добавил: – Ты думаешь, я ей нравлюсь, мама?