Гианэя (изд.1965г.)
Шрифт:
— Неверно, — сказал Стоун. — Вы забыли, что мы-то сами замедлили скорость. И очень значительно. Сумма скоростей стала куда меньше. В сравнении с ними мы просто неподвижны. Но вы верно заметили, что мы знаем о системах пеленгации гийанейцев далеко не все. Встречу с кораблем Вийайи допустить можно.
— А тогда, — продолжал Синицын, — все становится логичным. Они знали о нашей экспедиции и намеренно искали встречи с нами. Очень возможно, что они не пролетели мимо корабля Вересова, не заметив его. Очень возможно, что между ними и Вересовым был разговор и что именно потому
— И для нас также, — добавил Стоун. — Что ж! Может, вы и правы. В болезнь Гианэи, с которой не могут справиться врачи корабля Вересова, я не верю. Но если помощь нужна двигателям, то здесь специалист-гийанейец, возможно, необходим. Космолет Вересова не наш, а гийанейский.
На этом совещание закончилось. Предположение Сергея было принято всеми, как наиболее вероятное. Оно хорошо объясняло самый факт желания гийанейцев встретиться с экипажем земного космолета, не говоря уже о пересадке одного гийанейца.
Ведь если встречи с кораблем Вийайи не было, то космонавты ничего не знают о Земле и ее обитателях. Больше того, из рассказа Лийагейи они должны были сделать вывод о чрезвычайно низком развитии землян. В этом случае вряд ли кто-либо из них согласился бы перейти на чужой корабль. То, что «люди Лиа» могут уже совершать космические полеты, ни о чем не свидетельствовало. Их собственные предки, обладая космической техникой, оставались на низком моральном уровне…
К двадцати трем часам того же дня все три космолета эскадрильи остановились, неподвижно повиснув в пространстве. Кроме встречи с кораблем гийанейцев, у них оставалась главная задача — непрерывно пеленговать корабль Вересова. Поэтому производить маневр сближения Стоун предоставил чужому космолету.
— О встрече просили не мы, а они, — сказал он. — Пусть подходят к нам сами. То, что мы остановились, само по себе покажет им наше решение.
— Можно сообщить и по радио, — сказал инженер.
— Но ведь связи больше нет.
— Просто они не считают нужным. Наш ответ они получили. Но, конечно, готовы принять нашу радиограмму.
— Так пошлите!
Инженер позвал Марину, и они отправились в радиорубку. Вскоре стало известно, что на чужом корабле приняли радиограмму и ответили:
— Поняли. Подходить будем мы.
До момента встречи оставалось никак не меньше земных суток.
На кораблях эскадрильи сильно волновались. Если Синицын прав и летящие навстречу гийанейцы знают, что случилось на корабле Вересова, то почему они молчат? Должны они понимать, что этот вопрос очень важен для землян.
А Стоун, учитывая, что инициатива встречи предоставлена гийанейцам, не считал возможным отвлекать их расспросами.
Найдут нужным, сообщат сами.
Но через несколько часов растущего беспокойства не выдержал и он. Была составлена короткая радиограмма, заключавшая три вопроса:
«Встретились ли вы с кораблем Вийайи?»
«Говорили ли вы с кораблем Вересова?»
«Что случилось на корабле Вересова?»
Если на первый вопрос последует отрицательный ответ, то гийанейцы не смогут ответить и на два последующих. Но Стоуна это не смутило.
Он отклонил предложение Марины добавить четвертый вопрос: «Кто и зачем перейдет на наш корабль?»
— Будет нетактично, — сказал он. — Отвечая на третий вопрос, они сами скажут об этом. А если не скажут, то тем более не надо спрашивать. Получится, что мы как бы проверяем серьезность принятого ими решения.
Марина согласилась с этим доводом.
Радиограмму отправили и сразу же (по космическим масштабам времени) был получен ответ.
Догадка подтвердилась.
Гийанейские корабли встретились, заметили друг друга и «на лету» обменялись краткой информацией. Корабль Вересова «видели», но на радиограммы не последовало никакого ответа. Что там случилось, — неизвестно.
О том, кто и зачем хочет перейти на земной космолет, не было ни слова.
— На корабле Вересова никто не дежурит в радиорубке, — подытожил Стоун. — Ведь и на наши радиопризывы они не отвечают. А что касается пересадки, то скорее всего это будет «корреспондент». Они хотят знать подробности спасательной операции, о которой им сообщил Вийайа. А не говорят об этом потому, что считают, — мы и сами можем догадаться.
— Все же, — заметил Синицын, — мне кажется, что это будет инженер. Корабль Вересова построен гийанейцами, и их, конечно, интересует, что произошло с «Мозгом навигации». Вийайа же говорил, что причиной катастрофы считает его неисправность.
— Очень интересна техника обмена информацией «на лету», — сказал радиоинженер. — Ведь оба звездолета летели с субсветовой скоростью навстречу друг другу. Видимо, все было сконцентрировано в одном кратком импульсе с последующей расшифровкой. Но как?
— Это мы узнаем от них или на Земле, — ответил Стоун.
Догадки и предположения были интересны, но бесцельны. Оставалось ждать.
На следующий день весь экипаж разделился на две группы. Экраны наружного обзора находились только на пульте управления и на обсерватории. Командный состав флагманского космолета собрался у первого экрана, а остальные у второго.
Звездолет гийанейцев был уже совсем близко. Простым глазом его увидели сначала в виде яркого светлого пятнышка на фоне звезд, часто мерцающего, а иногда потухающего совсем.
Пятнышко росло на глазах.
На пульте следили за кораблем не только но экрану, но и по приборам. И очень скоро убедились, что гийанейцы с поразительной точностью рассчитали весь маневр сближения. Если кораблем управлял не автомат, а гийанейец, то он имел огромный опыт.
Скорость корабля была слишком велика для оставшегося расстояния, земляне подходили бы с гораздо меньшей, и, по мнению командира флагманского космолета, это доказывало наличие очень мощных тормозных установок.
— Они действуют совсем не так, как было с кораблем Вийайи при подлете к Земле.