Гибель 'Эстонии'
Шрифт:
– Это не ответ, - зловеще отрезал Рэм.
– Я спрашиваю вас как человека военного и отвечающего за порученное дело - кто конкретно?
– Не знаю.
– Вот так, "не знаю". У него на погонах большие звезды, а он ни хрена не знает. А? Ну так слушайте, что я вам скажу. Этот человек либо двойной агент, которого зацепили янки (помните предположение Стромберга?), либо...
– Зондецкий замолчал, достал из стола пачку сигарет, закурил. "Довели батеньку обстоятельства, - удивился генерал.
– Первый раз вижу, чтобы он курил".
– Либо..., - подсказал он, поскольку пауза тянулась неестественно долго.
– Либо это Иван Росс.
– Допустим.
– Допустим!
– передразнил генерала Зондецкий.
– Уже допустили такое, что хоть стой, хоть падай. Была команда... нейтрализовать Росса? Была! А он до сих пор жив-здоров. И функционирует. Что прикажете делать? Киллеров приглашать? Те без осечки работают.
– Был разговор о последнем этапе операции, то есть, когда он будет на пароме, - напомнил генерал.
– Вы только на него посмотрите!
– Зондецкий грохнул по столу обоими кулаками.
– Неужели нельзя проявить пусть самую малость инициативы и действовать согласно обстоятельствам? Да с такими генералами, как вы, не то что войны или крупного сражения, боя местного значения за какую-нибудь паршивенькую высотку 7,03 не выиграешь. А ещё уверял, что на операцию брошены лучшие агенты. Просрали ответственнейшее дело, генерал.
Координатор хотел было что-то сказать, но Зондецкий в сердцах махнул рукой:
– Идите, генерал.
Посмотрев на часы, Рэм быстро набрал на компьютере текст и послал его с нарочным к Карлу. Незашифрованным был лишь адрес: "Борт парома "Эстония", Моцарту". Карл сам отвез бумагу на Тверскую, предварительно зашифровав и адрес и приписав новый: "Финляндия, Турку, номер, госпоже Эрике Каппонен". Оттуда и получили факс на борту парома. В нем Моцарту, который был завербован ещё КГБ, было приказано во что бы то ни стало избавиться от всего груза. Под текстом стояла подпись "Кузен".
Все три телеграммы были получены на пункте связи "Эстонии" незадолго до полуночи. Перечитав каждую из них по несколько раз, старший телеграфист Як позвонил на капитанский мостик и попросил разрешения туда подняться. Капитан отдыхал и он обратился к вахтенному помощнику:
– Вот, пришли телеграммы, - Як протянул фирменные бланки с наклеенными на них лентами текста.
– Все мне?
– осклабился офицер.
– Нет, две пассажирам, одна - члену команды.
– Терпеть не могу читать чужую корреспонденцию. Вы знаете, как это называется?
Як молчал, глядя мимо помощника.
– Перлюстрация.
– Понимаю.
– Тогда в чем дело, damn it, sailor?14
– На всех пометка "срочно", sir. А срочного в них, вроде бы, ничего нет.
Як, служивший в советское время в батальоне связи при штабе армии в Ворошилове-Уссурийском, явно гордился своей способностью применять метод дедукции.
– Вам не связистом бы быть, а в сыске трудиться. С вашими навыками и наклонностями там вам самое место.
– Мое дело доложить, - обиделся Як.
– Немедленно вручите телеграммы адресатам, - приказал помощник. И добавил едва слышно: "Шляются тут всякие шалопаи, работать мешают. R(pane kuulujutu levitaja!"15
Прежде всего Як отправился к Янару Леппу - из чувства корпоративной солидарности. Тот лежал в кубрике. Лицо серое, глаза красные, слезятся, охает и постанывает в такт качке. "Как баба перед родами", - поморщился Як.
– Тебе весточка с материка, - объявил он, передавая телеграмму новичку, который - по его собственному признанию - вышел в первый в своей жизни рейс в Балтийском море, в этой северной луже.
– Господи, когда же эта пытка кончится?
– новичок взял бланк и силился прочитать текст, держа его вверх ногами.
– Кончится?!
– присвистнул Як.
– Все только начинается. Скоро подойдем к стыку Финского залива и Балтики. Это наш Бермудский треугольник. Волны, что твой четырехэтажный дом - десять и больше метров.
– Не могу прочитать, - заныл новичок.
– Буквы плывут. Давай ты, вслух.
– На твое счастье, я учил английский в армии, - с гордостью сообщил Як. И выразительно продекламировал текст.
– Можешь ещё разок, - он медленно сел, потом подошел к умывальнику, подставил под холодную струю голову. И на глазах у Яка (все остальные, кто был в кубрике, спали сном праведника) преобразился - протрезвел, щеки порозовели, взгляд стал осмысленным.
– Одно наложилось на другое, пьянка на качку или наоборот. Дай-ка сюда это послание, а ты пока хлебни чего душа примет - горького или сладкого, и он подвинул к Яку несколько початых бутылок. Телеграфист выбрал клюквенную "Смирновку", выпил залпом полстакана, крякнул, отер губы тыльной стороной ладони, сказал:
– Ты вроде по имени и фамилии эстонец - Янар Лепп. А языка не знаешь. Вон тебе даже Антс из Мыйзакюла по-английски телеграмму строчит.
– Что?
– оторвался новичок от бланка.
– Ааа... Я родился в Буэнос Айресе.
– Да, и внешность у тебя того... тамошняя. Ты извини за любопытство, о каком экзамене идет речь?
– Экзамен? На компьютерщика-оператора. В Стокгольме.
– Что ж, успеха тебе, Янар Лепп. Я хлобыстну за это ещё чуток. Aite!
И он исчез за дверью. Прочитав телеграмму ещё раз, Хосе Бланко посмотрел на спящих, подмигнул, тихо произнес со зловещей улыбкой: "По-лундра!" Снова прилег, обдумывая предстоящие действия, пощупал широкий водонепроницаемый ремень, в котором находились три пачки стодолларовых купюр и кредитные карточки. "Наконец-то наш "голубой" гринго решился на истинно мужской поступок. Это будет чувствительный удар по ненавистному Дракону. А дальше... дальше я и до Рауля доберусь. Пусть сам погибну, но его глотку перерву!"