Гибель королей
Шрифт:
– Сомкнуть ряды! – заорал я. – Сомкнуть щиты! Сомкнуть щиты! Вперед шагом!
Наши щиты перекрыли друг друга. Мы часами отрабатывали этот маневр. Образовалась плотная стена, и мы медленно двинулись вперед, к краю канавы, чей скользкий и крутой склон облегчал нам задачу убивать. Один из упавших датчан приподнялся и попытался подсунуть свой меч под мой щит, но я пнул его в лицо подбитым железом мыском сапога и сломал ему нос. Он покатился вниз, а я уже разил «Жалом осы», находя щель между двумя щитами противника. При каждом ударе лезвие легко рубило кольчугу и входило в плоть, и я обязательно смотрел в глаза противнику. В какое-то мгновение я увидел, как на меня опускается топор, но меня прикрыл своим щитом Сердик. От мощного удара щит в руках Сердика дернулся и задел меня по голове. Я на секунду оглох и ослеп, но «Жало осы»
Кнут не терял надежды добраться до меня. Он орал, чтобы его пропустили, и это было глупостью, так как ради того чтобы освободить место своему лорду, датчанам нужно было разомкнуть ряды. Кнут и его люди в безумном отчаянии пытались сломить нашу стену из щитов и при этом забывали смыкать свои щиты. К тому же на их пути была серьезная преграда в виде канавы, и двое моих людей копьями сбрасывали в нее всех, кто жаждал перебраться на нашу сторону. Кнут споткнулся об одного из упавших и повалился на землю. Я увидел, как топор Райпера обрушился на его шлем. Удар был скользящим, но достаточно сильным, чтобы оглушить его. Кнут так и не поднялся.
– Они умирают! – закричал я. – Прикончить всех ублюдков!
Кнут не погиб, его люди оттащили его прочь, и на его место пришел Сигурд Сигурдсон, тот самый щенок, который поклялся убить меня. Глядя на меня безумными глазами, он что-то проорал и перепрыгнул через канаву. Я замахнулся своим поврежденным щитом, открывая ему цель, и он, как дурак, эту цель принял. Он сделал выпад своим мечом, «Огненным драконом», метя мне в живот, но я опередил его. Я опустил щит и отвел его клинок в сторону, между собой и Ролло, и вонзил «Жало осы» ему в шею. Он забыл преподанные ему уроки, он забыл, что нужно защищать себя щитом, и короткое лезвие моего меча прошло под его подбородком, вонзилось в рот, ломая зубы, разрезая язык, круша маленькие носовые косточки, и врубилось в мозг. На какое-то мгновение он повис на моем мече. На мою руку хлынула его кровь, и я сбросил мальчишку с лезвия и ударом наотмашь сбил с ног какого-то датчанина. Он упал, но добивать его я предоставил другим, потому что на меня уже надвигался Оссител. Он обзывал меня немощным стариком, а я чувствовал, как по моим жилам разливается азарт битвы.
Этот безумный восторг. Наверное, такой же восторг каждый день испытывают боги. В такие мгновения кажется, будто мир вокруг замедляется. Ты отчетливо видишь нападающего, видишь, что он что-то кричит, однако ничего не слышишь. Ты знаешь, что именно он сейчас сделает, но он движется так медленно, а ты – так стремительно. Ты уверен, что поступаешь правильно, что будешь жить вечно, что твое имя будет начертано на небесах и освещено сиянием славы, и ты чувствуешь себя богом войны.
Оссител все же добрался до меня, и вместе с ним на меня ринулся датчанин, который хотел зацепить топором мой щит, но я в последнюю секунду завалил на себя верхний край щита, и топор лишь скользнул по раскрашенному дереву и задел своего хозяина. Оссител обеими руками сжал рукоятку меча и замахнулся, однако мой щит никуда не делся, удар пришелся на обитый металлом край, и меч застрял в моем щите. Я резко выдвинул щит вперед, Оссител закачался, и я пырнул его «Жалом осы» из-под щита. Я вложил в этот коварный удар всю свою старческую силу и почувствовал, как лезвие, разрезая на своем пути плоть, полоснуло по берцовой кости и вонзилось в пах. И вот тут я услышал его. Его вопль взмыл в небо, а я еще сильнее налег на меч, и хлынувшая из него кровь окрасила остатки льда в канаве.
Йорик увидел, как его отважный телохранитель упал, и это зрелище остановило его у противоположного от нас края канавы. Его люди тоже остановились.
– Щиты! – закричал я, и мои люди, выстроившись, сомкнули щиты. – Ты трус, Йорик, – крикнул я, – жирный трус, свинья, извалявшаяся в дерьме, ты собачье дерьмо, слабак! Прыгай сюда и умри, ублюдок!
Он не хотел умирать, но датчане одерживали верх. Не в центре линии, где реяло мое знамя, а на нашем левом фланге. Датчане преодолели канаву, на нашей стороне выстроили стену из щитов и стали теснить Вулферта. Перед боем я оставил Финана и еще тридцать человек в резерве, и сейчас они пришли на помощь левому флангу. Однако натиск датчан был слишком сильным, главным образом из-за того, что они превосходили нас числом. Я знал: как только датчане займут позицию между флангом и болотом, они тут же сомнут мою линию и мы погибнем. Датчане это тоже понимали и от этого действовали еще решительнее. К тому же количество желающих прикончить меня не уменьшилось, потому что очень многим хотелось прославиться, чтобы поэты воспевали их как победителя Утреда. Так что толпа датчан ринулась на нашу сторону канавы и увлекла за собой Йорика. Датчане шли по телам своих мертвых, оскальзывались на склоне, а мы пели нашу боевую песнь, и наши топоры рубили, копья кололи, мечи секли. Мой щит был весь посечен, шлем помят, я чувствовал, как кровь течет по левому уху, но мы продолжали биться и убивать. Скрежеща зубами, Йорик замахнулся своим огромным мечом на Сердика, который встал на место павшего воина слева от меня.
– Цепляй его, – рявкнул я Сердику.
Сердик вскинул топор, острым концом подцепил кольчугу Йорика и дернул его на себя, а я тем временем обрушил «Жало осы» на толстую шею противника. Йорик с криком упал к моим ногам. Его люди тщетно пытались оттащить его, я видел, как он с отчаянием смотрит на меня. Он стиснул зубы с такой силой, что они зашатались. В той канаве, заполненной кровью и дерьмом, мы и прикончили короля Йорика из Восточной Англии. Мы его кололи, рубили и полосовали, мы орали как демоны. Люди вокруг призывали Иисуса и своих матерей, а король умирал со ртом, полным выбитых зубов, в канаве, залитой кровью. Восточные англичане снова попытались спасти своего короля, но Сердик никого не подпускал к нему. Я последним ударом рубанул Йорика по шее и закричал людям Восточной Англии, что их король мертв, что он убит, что мы побеждаем.
Только мы не побеждали. Мы и вправду сражались как демоны, мы создавали легенду, которую поэты могли рассказывать веками, но этой славной песни суждено было закончиться с нашей смертью, потому что наш левый фланг дрогнул. Они еще бились, но уже отступали, а в промежуток между болотом и нашими рядами стремительно вливались датчане. Даже надобность в тех, кто уехал на восток, чтобы найти путь в обход болота, отпала, так как мы поневоле были вынуждены повернуться и выстроить изогнутую стену из щитов, чтобы отражать натиск с нескольких направлений. Мы понимали, что долго не выстоим и друг за другом отправимся в наши могилы.
Я увидел Этельволда. Он был верхом, скакал позади каких-то датчан и погонял их. Рядом с ним ехал знаменосец со знаменем Уэссекса, на котором был изображен дракон. Этельволд знал, что станет королем, если датчане победят в этой битве, поэтому он отбросил свой штандарт с белым оленем и взял вместо него знамя Альфреда. Он все еще был по ту сторону канавы и всячески избегал вступать в бой, только понукал датчан, призывая их убивать нас.
Однако в следующее мгновение я позабыл об Этельволде, потому что левый фланг отступил, и мы превратились в кучку саксов, окруженных ордой датчан. Мы заняли круговую оборону, загородились щитами. В качестве оборонительных заграждений мы использовали тела убитых. Своих и вражеских. Датчане сделали небольшую передышку, чтобы перестроиться, забрать своих раненых и обдумать дальнейшую тактику.
– Я убил этого ублюдка Беортсига, – сказал Финан.
– Отлично. Надеюсь, ему было больно.
– Судя по воплю, да, – сказал он. Его меч был в крови, его ухмыляющаяся физиономия тоже была забрызгана кровью. – Плохи дела, да?
– Похоже, – ответил я. Снова начался дождь, мелкий, моросящий. Наш оборонительный рубеж находился недалеко от восточного болота. – Мы могли бы сделать вот что, – добавил я, – сказать нашим людям, чтобы они бежали к болоту и продвигались на юг. Некоторые наверняка спасутся.
– Немногие, – покачал головой Финан. Мы видели, что датчане собирают лошадей сентийцев. Они сдирали кольчуги с наших убитых, забирали оружие и все мало-мальски ценное. В центре нашей группки стоял на коленях священник и молился. – В болоте они загонят нас как крыс, – сказал Финан.
– Там мы и примем бой, – сказал я. Выбора у нас практически не было.
Мы нанесли им немалый урон. Йорик был мертв, Оссител с Беортсигом тоже, Кнут был ранен. Остались только Этельволд, Сигурд и Хестен. Я видел их: сидя верхом, они строили людей в линию, чтобы окончательно разгромить нас.